Попаданец на гражданской. Гексалогия
Шрифт:
Попавшихся на воровстве румынских солдат хозяева очень часто лупили смертным боем, как говорится, в хвост и гриву, не боясь угрозы расстрела, до которых, впрочем, доходило редко, ибо румынские офицеры совершенно не обращали на эти прискорбные факты внимания, считая такие драки явлением, не стоящим медной монеты. Хотя сами господа мародерничали открыто, угрожая оружием.
Солдаты только посмеивались над своими незадачливыми собратьями, пойманными за руку, но в процесс мордобития не вмешивались, и отнюдь не из трусости или эгоизма.
Вековые— Как хорошо жить…
Григулеску чувствовал себя на седьмом небе от счастья, погрузившись в бочку с горячей водою чуть ли не по шею.
Это надо же — всю ночь в холодной жиже просидел, а даже насморка не подхватил! Более того, даже рана на бедре зарубцевалась, не принося больше страданий.
— Пора, пан офицер!
Старуха с морщинистым лицом растянула желтую от многократных стирок простыню, ибо вышитых полотенец в селении уже не было вот уже три дня.
Приказ командования увозить все, чтобы русским не досталось трофеев, был выполнен добросовестными солдатами буквально. Села стояли пустыми, кроме грязных хижин и угрюмых обывателей, в них не осталось абсолютно ничего. Даже татарские баскаки удавились бы от зависти, глядя на столь беззастенчивый грабеж.
Одно плохо — нельзя было найти даже куска хлеба, и полковник Маринешти посоветовал капитану поскорее добраться до Комрата, а там можно и перекусить. Причем без платы, в исполнении приказа, ибо леи можно и дома с умом потратить…
— Вот мы снова встретились, месье майор!
Константин пришел в самое благодушное настроение, разглядывая безголовое тело несчастного французского советника. Ордена и медали с его окровавленного мундира уже прибрала себе чья-то заботливая рука, брюки и ботинки тоже стянули, не побрезговали. А вот голову не стали — белесые глаза, затянутые смертной пленкой, таращились в небо.
— Говорил я вам, месье, что казаки в плен могут и не взять? — с улыбкой произнес капитан, разглядывая своего недавнего, крайне нетактичного собеседника, ничуть не огорчившись этим зрелищем и с нескрываемым удовольствием погладивший свою шею.
— А вы все на нелепое союзничество уповали… Какая глупость, майор! Тут головой нужно думать, это же казаки! А то и потерять ее недолго… кхе, а как потом жить прикажите?!
Одесса Свет больно ударил в глаза даже сквозь закрытые веки, Константин рывком выплыл на поверхность… и очнулся. Голова— Ты очнулся, мой хороший!
Над ним склонилась женщина в белом халате, вот только лицо расплылось и не сказать красивая или нет, но голос молодой, привлекательный.
— Где я?
Арчегов с трудом вытолкнул из пересохшей глотки вопрос, будто горячим рашпилем царапнул небо язык.
Он вспомнил безумные глаза свитского офицера, опять услышал крик «Красная подстилка» и вспышку пламени. Голова тут же запульсировала болью, и Константин застонал.
— Лежите, лежите, больной, вам вредно волноваться!
«Она знает кто я, потому и на вы перешла», — ответ напрашивался сам, и генерал, еще раз непроизвольно застонав, резким голосом приказал:
— Попросите его величество прийти!
— Кого, кого?! — с искренним удивлением спросило молодое создание, в этом он сейчас мог поклясться.
— Его императорское величество Михаила Александровича!
Матерно в мозгу пройдясь по поводу бестолковости прелестного создания, чуть ли не по слогам разъяснил свою просьбу Константин Иванович.
— Таковых здесь нет!
«Вот деревня, и нашли таковскую», — поставил диагноз Арчегов и решил зайти с другой стороны. — Не могли бы вы передать мою просьбу найти адмирала Колчака?
— Колчака? — изумилась девушка. — А зачем вам пиво?
Арчегов аж задохнулся от такой наивности и решил, что девица определенно блондинка с восьмым размером груди — такие в мозгах не нуждаются. И потому мягко спросил:
— Я же в Одессе? Или меня куда перевезли? Какое сегодня число?
— Одесса?!
В голосе девушки прозвучало такое искреннее изумление, причину которого Константин не понял. Но тут же последовал вопрос, заданный весьма вкрадчивым голосом:
— А какого числа вы потеряли сознание? Да, кстати, как вас зовут, простите за назойливость?
— Я военный министр Сибирского правительства генерал-адъютант Арчегов! — Константин почувствовал, что начинает закипать чайником, поставленным на раскаленную плиту — крышка которого уже подпрыгивает и дребезжит, выпуская клубы пара.
— И сознание потерял 2 октября 1920 года, после того, как в меня всадили полдюжины пуль…
— Вас нашли на Кругобайкальской железной дороге. Старый бурят вынес ваше тело, больной. И сегодня 27 декабря 1997 года — вы были без сознания три дня…
От мягкого участливого голоса девушки у Константина жаром ошпарило все внутренности. Он потерял дар речи и впал в столбнячное состояние, не в силах даже вздохнуть. Только мысли в голове неслись ошалевшим наметом, норовя выбить лобовую кость.
«Не может быть!!! Так что же это такое деется! Это все был сон — царь, Колчак… Бог ты мой — я же Нину потерял! Бурят меня просто мухоморами напоил, вот у меня шиза и полезла!»
Потрясение было настолько велико, что Константин добрую минуту только хлопал ртом как рыба, вытащенная на берег. А глаза сами по себе обшарили комнату, похожую на одинокий бокс карантина — крашеные стены, убогая ископаемая обстановка. И девицу, наконец, хорошо разглядели — черноволосая красотка, очень юная, в белом медицинском халате.