Попаданец на максималках - 1
Шрифт:
— Ничего доверить никому нельзя. Всё надо делать самому!
— Да как же так, ваше сиятельство! Своими ручками да заразу будете держать?!
— Хмм... Не подумал. Значит так, перед полдником ему отраву в икру баклажанную подсыпь. И смотри мне!
Голоса стихли, а я лежу расслабленный и думаю: «О ком это они? Кто этот несчастный наследник?» И тут, как кувалдой по голове — да это же обо мне! Вскакиваю и бегом за кусты. Надо же взглянуть на говоривших. Но тех уж и след простыл.
Так вот чего вчера, то есть, в первый раз, Глашка до ветру
Всё настроение, поднятое приятной утренней погодой, коту под хвост. Кстати, а когда обед? Икрой я обжирался тогда в час дня. Значит, это был не обед, а полдник. Точно! В царской России обед был вечером, а днём — перекус, называемый полдником. Всё перемешалось после того, как графьёв прогнали. Вот теперь сиди и запоминай, чтобы не оконфузиться.
Вижу, идёт какая-то девочка лет двенадцати, почти ровесница. Одёжка простенькая, видимо, из совсем простых.
— Эй, селянка! Подь суды!
— Ваше вашество! — говорит девушка и приседает.
— Хочешь большой и чистой... Нет... Не то... Кто ты, как зовут?
— Фёклой кличут, дочь кухарки Марфы, Ваше вашество!
— Ага! Ты мне и нужна.
— Мне годков ещё мало, Ваше вашество... — начинаются тихие всхлипывания.
— Дура! Я проэкзаменовать тебя желаю.
Девочка чуть ли не в голос ревёт, но платье уже начинает подбирать. O tempora, o mores! Тут что, одни киллеры и педофилы собрались?
— Не реви! Я лишь спросить хочу: в какие часы тут кормят? И как это тут всё называется?
Удивительно, но слёзы быстро высыхают.
— В десять утра — завтрак. В час дня — полдник. В половину пятого — чай. В семь вечера — обед.
— А ужин?
— Ужин нам не нужен.
— Ладно, иди. Нет, стой! — нашёл в кармане халата монету. — Вот, бери. Прости, что напугал.
Девочка дрожащими пальцами боязливо дотрагивается до монеты и отдёргивает руку.
— Это пять рублёв, Ваше вашество.
— И что? — смотрю непонимающе.
— Моя мать имеет жалование три рубля в месяц.
— И что? — спрашиваю на автомате, а сам уже начинаю догадываться.
— Не смею я.
— Ерунда. Бери, — отмахиваюсь я. — Вдруг, опять когда испугаю.
Девочка на этот раз руку не одёргивает. Улыбается и уходит. Я смотрю ей вслед и тоже улыбаюсь. Приятно же хорошему человеку добро причинить. Надеюсь, зачтётся мне в следующий раз, когда опять буду с Верховным разговаривать.
Вот только начал мечтать, как Глашка объявилась. Ой, блин! Я же с ней на заражённом одеяле!..
— Стой, — кричу громко. — Не подходи! Да стой, говорю! Беги к этому... камер-чего-то-там и пусть кто-нибудь из осужденных на смерть мою постель и пуховик вытащат на задний двор подальше,
Глашка уже развернулась, чтобы бежать, но я остановил:
— А ты потом беги к лейб-лекарю и скажи, что одеяло в моей опочевальне было оспой заражённое, путь он тебе лекарство какое даст и прикажет кровать мою спиртом помыть... да и всё остальное там тоже. Я в ближайшие дни на сеновале посплю.
Уф... Я и не подозревал, что нам, принцам, так тяжко жить приходится. Что-то мне уже расхотелось наследником становиться. Хмм... Так я и не наследник. Им будет мой сын, когда родится. А когда он родится? Через год? Значит, сейчас за мной охотиться продолжат, а потом — за сыном?! Убью гадов! Потом выкопаю и снова убью!
А кто это там идёт? Нюра? Точно, она. Бёдра широкие, грудь четвёртого размера, губы сочные. Красотка почище Клаудии Шиффер.
Подхожу сам. Девушка замечает и в этом... как его... книксете приседает. Глаза мои теперь отлично видят её полуоткрытую грудь. Это так и задумано изначально, чтобы своих подчинённых женщин короли могли в подробностях разглядеть?
— Ваше Высочие!
— Привет, Нюрка! Как дела? Что делаешь сегодня вечером?
Распрямляется и смотрит непонимающим взглядом. Решаюсь провести тест на IQ:
— Скажи-ка, какой год на дворе?
— Три тысячи пятьсот пятьдесят четвёртый год от основания Ромы.
— Какой Ромы?
— Столицы Ромейской империи.
— А-а... — отвечаю я, и зарубку на память делаю, чтобы выяснить, куда они Рим подевали и почему летоисчисление другое. Сволочи, да я их за Вечный город так поимею-переимею, что сыр «Маасдам» обзавидуется, глядя на образовавшиеся дыры.
— Умничка! — хвалю. — Правильный ответ, — а сам в карманах роюсь.
В кармане монет больше не было, но нашёлся кусочек сахара. Протягиваю Нюрке.
— Служить!.. Блин, не то... Вот, бери, заслужила.
Фрейлина недоверчиво, двумя изящными пальчиками берёт кусочек сахару и не знает, что с ним делать. Я тоже не знаю. Если начнёт грызть, то может зуб сломать, а потом ещё и кариес начнётся. Лечи её после этого. А без зуба и замуж, наверное не возьмёт никто.
Пока мы оба стояли и тупили, пробегавшая мимо собака уткнулась носом в ладонь Нюрки и сахарок и утащила. Ну и хорошо! И зубы целы, и потенциальный жених не убежит.
— Пойдём, — говорю, — Нюрка, полдничать. Чегой-то я проголодался. С утра маковой соломки во рту не было.
Мы и пошли. Идём так рядышком не спеша. Я и призадумался, — мож ей руку предложить? Вот только по этикету это правильно или нет? Кто бы рассказал-научил. И от этих мыслей грустно сделалось. Вот меня уже убили раз, второй раз отравить собираются, а я даже не знаю, могу ли я, наследный принц, красивой девушке руку предложить. И не имеет значения, что она лет на семь меня старше. Душой же я взрослый мужчина!