Попаданец со шпагой-2
Шрифт:
— Ещё по дороге к Каспле, мой отряд подвергся нападению бандитов... — левая бровь Раевского обозначила некоторое удивление, но перебивать он меня опять же не стал.
— Всё разрешилось благополучно, разбойники истреблены... — я опять сделал паузу.
— Капитан, прекратите разыгрывать здесь драму, — наконец нетерпеливо прервал меня генерал, — продолжайте по сути.
— По сути? — я слегка разозлился. — Пожалуйста:
Я хотел ограничиться конспективным повествованием о наших похождениях, но Раевский вдруг стал
— Ну что же, господин Демидов, надо сказать, что я рад встретить офицера, который способен не только умереть, выполняя приказ, но и нарушить оный для пользы Отечества. Вы поступили совершенно правильно. Однако хочу попросить вас не распространяться по поводу моего отзыва о вашем поступке.
— Ваше превосходительство, это совершенно излишне, — склонился я в поклоне. — Прекрасно понимаю...
— Вот и замечательно. Надеюсь, что мы поняли друг друга.
— Можете не сомневаться! — ещё раз поклонился я.
— А Давыдову ижицу я всё же пропишу, — уже совсем весело и доброжелательно продолжил Раевский. — Проводить самостоятельные операции подполковник сметь не должен.
— Ваше превосходительство! — попытался вступиться я за того, кого уже считал другом. — Ведь Денис Васильевич...
— Успокойтесь, капитан. — Никакого серьёзного взыскания вашему товарищу по оружию не будет. Тем более, если ему действительно удастся освободить пропавших офицеров. И... Можете быть свободны.
Мне оставалось только откланяться.
— Вадим Фёдорович! — окликнул меня Давыдов своим высоким голосом, едва я успел удалиться от палатки Раевского шагов на пятьдесят.
— Рад вас видеть, Денис Васильевич. — пожал я руку гусара, — Как всё прошло?
— Замечательно. Ваш Спиридон — просто лесной бог. Так вывел нас на логово бандитов, что любо-дорого...
— Понятно. А тот парень? Ну, тот, что разбойник...
— Да не выжил, — ахтырец слегка потупился. — Понимаете: Светлов как саблю в руки получил — первым делом этому мужику башку снести попытался. Не преуспел, разумеется, но шею наполовину перерубил.
Жаль. Этот крысёныш на многое, наверное, вывести мог. Оставалось надеяться, что вся эта банда — творчество покойного уже Кнурова. И не более.
Уж каким Серёга матом покроет «поэта-партизана», когда узнает как тот ему все подковёрные игры сломал...
— Кроме Светлова там оказались казачий хорунжий и корнеты Изюмского гусарского и Литовского уланского, — продолжал подполковник. — Кстати. С вас романс на мои стихи — помните?
— Прямо сейчас? — слегка опешил я.
— А чего ждать? У вас какие-то срочные дела? — Давыдов был совершенно искренне удивлён. — Ваши люди устроены?
— Да.
— Ну, так о чём речь? Откажетесь от моего приглашения?
Крыть
Устроились ахтырские гусары очень даже ничего. Во всяком случае, офицеры: куда они выселили обитателей избы, я выяснять не стал — не моё дело.
Стол не то, чтобы «ломился» от закусок и всего остального, но выглядел вполне моногообещающе: и мясо жареное, и капустка свежеквашенная, и грибочки в масле... Про бутылки и говорить нечего...
Правда, судя по количеству присутствующих офицеров , похмелье назавтра никому особо не грозило.
— Вадим Фёдорович! — подскочил ко мне парень лет двадцати двух, — Не забуду никогда!
Как я понял — тот самый поручик Светлов. Не ошибся.
— Светлов, Иван Демидович, — поспешил представиться молодой человек.
— Оставьте. Я сделал то, что был должен. Вы поступили бы так же, — дежурный набор слов при данной ситуации. А есть ещё варианты?
— К столу, господа! — поспешил созвать присутствующих Давыдов.
Отреагировали соответственно — минуты не прошло, как все расселись вокруг грубоотёсанного подобия стола.
Выпили. Закусили. Пошла беседа через стол. Вернее «беседы». О «ниочём». Честно говоря, слушать своих соседей, было слегка утомительно. Даже не «слегка». Который год уже в этом времени, а всё привыкнуть не могу...
— Вадим Фёдорович! — с хитрым прищуром протянул мне гитару Давыдов. — Вы обещали.
Вот ё-моё! Ну да ладно — обещал ведь.
Слегка потрынькав струнами, настраивая инструмент, судорожно вспоминал слова: наверняка ведь напутаю... Ну да ладно:
Не пробуждай, не пробуждай
Моих безумств и исступлений,
И мимолетных сновидений
Не возвращай, не возвращай!
Журбин, конечно, велик. Других песен на его музыку, я не знал. Но это...Ещё в юности, как только услышал — был покорён навсегда. Как красиво это звучало в «Эскадроне...»
Присутствующих, кстати, тоже проняло. Сам автор стихов смотрел на меня, образно выражаясь «квадратными глазами».
Романс лился легко и непринуждённо — настолько гармонично музыка сочеталась с текстом. И даже мой, далеко не самый оперный голос не смог испортить романс:
Прошла борьба моих страстей,
Порыв души моей мятежной,
И призрак пламенных ночей,
Неотразимый, неизбежный...
Ёлки-палки! — подумалось мне. — Это ведь как должна была любимая женщина или девушка «кинуть» блестящего гусара, чтобы он сложил такие строки!
Ох уж эти женщины!
И все тревоги милых дней,
И языка несвязный лепет,
И сердца судорожный трепет,
И смерть, и жизнь при встрече с ней.
<