Попаданка ректора-архивампира в Академии драконов. Книга 2
Шрифт:
– Хотела вам сказать, – едва слышно шепчу я, и Танарэс чуть поворачивается, чтобы его ухо оказалось ближе к моим губам. – Я…
Терпеть не могу, когда меня так хватают, поэтому вместо продолжения чуть подаюсь вперёд и впиваюсь зубами в мочку уха Танарэса.
Стискиваю со всей силы.
Но не появляется солоноватого привкуса крови. Танарэс не вопит от боли, хотя его скула под моей щекой напрягается, и всё тело каменеет. Особенно когда я перетираю мочку между зубами.
Кажется,
Разжав зубы, я поясняю:
– Не люблю, когда меня хватают.
Большой палец Танарэса соскальзывает мне под подбородок, хватка остальных пальцев смягчается.
– Любишь кусаться? – Танарэс медленно поворачивается ко мне и нацеливается на мои губы. – Что ж, это идёт тебе в плюс.
И вот тут я… я просто кричу. Отчаянно и громко, попутно нащупывая вилку, но вместо неё хватая бутылку. Танарэс прикрывается от её удара рукой. У меня почти нет размаха, бутылка просто соскальзывает, и Танарэс зажимает мой рот ладонью.
– Тихо! Я хочу обсудить твой последний отчёт о Маре!
Несколько мгновений я ещё пытаюсь кричать, но его слова пробиваются сквозь панику.
А, значит, он заподозрил, что я недоговариваю, и решил это так обсудить?
Обдумать догадку не успеваю: Танарэса от меня отшвыривает. Он пробивает перегородку и в коридоре врезается в стену, обрушивается на пол. Едва он приподнимается – со стены срывается обширная композиция из сцепленных двуручных мечей и почти прибивает его к полу. Танарэс рычит, на его пальцах растут когти.
В коридор вбегает Дарион с двумя бутылками.
А под уцелевшей половиной дверного проёма стоит Санаду. И хотя мертвенная бледность для него естественна, сейчас белёсое застывшее лицо с тёмными провалами глаз действительно пугает. До дрожи в коленках, до колючих ледяных мурашек.
Надеюсь, про отчёт он не слышал.
Бутылки выскальзывают из рук Дариона и разлетаются вдребезги, с одной стороной окутывая пол пламенем, а с другой заляпывая красным. Он разворачивается.
– Все вон! – медведем ревёт Дарион.
Теперь замечаю за столиками оторопевших, с проступившей на лицах шерстью посетителей, вжавшихся в стену официанток, у одной из которых из волос торчат волчьи уши.
Никто и не думает шевелиться, хотя от вопля Дариона лично у меня желание выпрыгнуть в окно – и плевать, что этаж второй.
Нервно трепещет пламя факелов и свечей.
Отшвырнув монолит из мечей, Танарэс поднимает на Санаду бешеный взгляд. У Санаду подёргивается губа, то и дело обнажая клык.
– Вон! – рявкает Санаду.
Не слишком громко в сравнении с Дарионом. И глядя только на Танарэса. Но посетители срываются с мест. Вдребезги разлетаются витражи: некоторые пользуются
Сквозняк проносится по этажу.
У меня всё внутри сжимается, руки подрагивают. И на помещение будто надвигается тьма, хотя огоньки свечей и факелы горят, даже вытягиваются выше. Краем глаза замечаю светлое пятно – это лицо Эдмунда. Вжимаясь в стену, он дрожит всем телом, по вискам стекают капельки пота.
– Танарэс, – Санаду говорит через силу, будто через титаническое напряжение. – Ты что творишь?
Танарэс дёргается, словно хочет, но не может подняться.
И тут до меня доходит: Санаду может держать его телекинезом. Он сам напряжён неимоверно, желваки ходят на лице. И если Танарэс равен ему по физической силе, страшно представить, сколько усилий вынужден прикладывать Санаду.
– А ты что творишь? – шипит Танарэс, прорезая когтями тёмный камень пола. – Как смеешь развлекаться, пока Мара на свободе!
Каменные плиты под ногами Санаду вдруг трескаются, разлетаются осколками. И он тут же оказывается передо мной, закрывая от каменных брызг собой. Осколки прорезают рукав его сюртука, но отскакивают от кожи.
И опять я прячусь за спиной Санаду.
Воздух сгущается, тяжелеет. Громко трещат факелы и свечи.
– Танарэс, Санаду, – Дарион говорит тем особым тоном для общения с психически нездоровыми. – Остановитесь, подумайте о последствиях.
От напряжения, кажется, воздух сейчас заискрит.
– Танарэс, мне теперь что, лечь и умереть? – раздражённо спрашивает Санаду.
– Ты не понимаешь! – срывается на крик Танарэс.
– У меня всю семью убили!
Непроизвольно опускаю взгляд и замираю, глядя на стиснутый кулак Санаду.
– Помните о последствиях, – повторяет Дарион, осторожно смещаясь в сторону.
Танарэс почти выплёвывает:
– Это было давно!
– И твоя потеря когда-нибудь станет давней!
– Я никогда не забуду!
– О, этот юношеский максимализм! – цедит Санаду с оттенком свойственной ему насмешливости.
– Заткнись!
– И при чём тут Клео, страдалец? – в голосе Санаду появляются рокочущие ноты, а руки больше не сжаты в кулаки: на пальцах сверкают острые когти. – Какой Бездны ты её хватаешь, если у тебя все мысли о том, как Маре голову открутить?
И тут мне снова хочется прыгнуть в окно: сейчас объяснение, что следить за Санаду ради поимки преступницы – это нормально, логично и общественно полезно, не кажется мне ни логичным, ни достаточным. Не когда вокруг осколки камней летают и вампир с претензиями буянит.