Попаданка ректора-архивампира в Академии драконов
Шрифт:
Пробуждение в другом месте после того, как уснула в лесу, развлечение так себе. Ни разу не…
Стоп.
Кажется, что-то подобное уже было.
Моргаю. Но обрамлённый серебряной лепниной потолок в виде звёздного неба никуда не девается. На вид небо будто настоящее. Если бы не попадающая в поле зрения лепнина по верхней части стен, на которых чередуются гладкие белые простенки со светильниками и цветные панно, изображающие разные пейзажи, словно двери в иные миры, я бы подумала, что кто-то не
Не хватает ещё ночной прохлады, разного стрекота и шелеста листьев, так что я определённо в помещении.
Потолок здесь изумительный (для страдающих бессонницей – звёзды считать и о вечном думать), но мне как-то быстро наскучивает его разглядывать, и я приподнимаю голову.
В кресле возле кровати сидит Санаду с фолиантом на коленях. Смотрит на меня. Пристально и немигающе. В отличие от меня, валяющейся здесь в одной тонюсенькой сорочке с кружевами, он одет прилично. Хотя уже немного странно видеть мужчину в рубашке с жилеткой, но без сюртука.
Санаду продолжает молча на меня смотреть.
А у меня уже шея затекает, так что опускаю голову обратно на подушку и сообщаю:
– Вы похожи на маньяка, караулящего свою жертву.
– Вы так спокойно об этом говорите…
– Ну, беспокойство против маньяка не поможет. Но если вам хочется… – прижимаю ладонь к обтянутой кружевами груди и «испуганно» лепечу: – О, вы похожи на маньяка, караулящего свою жертву!
Фыркнув, Санаду, судя по тихому щелчку, откладывает массивный фолиант в металлической оправе на столик рядом с креслом.
– На ваше счастье, я не маньяк, – в его голосе чувствуется улыбка.
– Вот уж действительно повезло, – приподнимаюсь на локтях.
Взгляд Санаду застывает на моей груди.
– Вы не будете спрашивать, – он заглядывает мне в лицо, – кто вас переодевал?
– М-м, – не понимаю я. – А это имеет какое-то значение? Впрочем, если для вас важно это обозначить, можете рассказать.
Наконец, сажусь. Голова слегка кружится, но головокружение намного лучше, чем 5D галлюцинации.
– А если это сделал я? – гордо выдаёт Санаду и чуть склоняет голову набок.
– Вы в этом признаться хотите или почву на будущее прощупываете? – Оценив его вытянувшееся лицо, отмахиваюсь, – да ладно, не смущайтесь вы так, даже если переодевали – ничего страшного.
– Почему вы думаете, что я смущаюсь? – задирает бровь Санаду.
– Потому что вы так настойчиво пытаетесь обсудить этот незначительный эпизод.
– Незначительный? – Санаду приподнимает и вторую бровь.
Вот как у него так получается? Ладно, одну бровь приподнять можно, но, не отпуская эту, и вторую так же приподнять, не тараща при этом глаза от напряжения – высший пилотаж.
Санаду явно ожидает ответа, и я поясняю:
– Вам определённо больше восемнадцати, так что обвинение в совращении несовершеннолетних мне не грозит. Да и раздетой вы меня уже видели при купании, –
И я натягиваю одеяло до самой шеи: вдруг и правда…
Санаду так и сидит неподвижно с поднятыми бровями. Чёрные бездны его глаз абсолютно не читаемы, хотя выражение лица…
– Это не было вопросом, – поспешно вскидываю руку. – Всякое в жизни бывает, и беречь себя до брака – это нормально…
Невольно задумываюсь о его реальном возрасте. А вдруг ему тысяча лет, а он ни разу не?..
– Кхм, – Санаду возвращает брови на их законное место. – Судя по выражению вашего лица, вы так не считаете.
– Просто задумалась о вашем возрасте.
– Мда, пожалуй, это было бы… долговато, – тоже задумывается Санаду.
Глубоко так задумывается.
То ли представляет свои пенсионные годы совсем без этого, то ли подсчитывает, как давно не.
Впрочем, какая мне разница? Делаю жалобные глаза:
– А можно мне платье… в качестве моральной компенсации за то, что вы меня своим маньячным видом напугали? И завтрак…
– Мы вроде договорились до того, что моральная травма у меня. Поэтому компенсировать должны как раз вы, – Санаду широко улыбается.
Глаза его весело блестят, а я изображаю ужас и прикрываю рот ладошкой:
– Так значит, вы девственник?
Отрывисто засмеявшись, Санаду запрокидывает голову. Но в нарочитом веселье мне чудится неловкость. От удивления даже спрашиваю:
– Что, правда?
– Нет, конечно, – не глядя на меня, мотает головой Санаду, и чёрные пряди скользят по его плечам и спинке кресла. Поглаживая подлокотники, Санаду смотрит в потолок, позволяя любоваться своей скульптурной шеей с чуть островатым кадыком. – Вообще-то это я должен был смутить вас намёками и вопросами, а не наоборот.
А он красивый. Не модной красотой здорового цвета кожи, чувственных губ, квадратного подбородка и шкафообразной ширины плеч, а будоражащей красотой стремительного хищника – гепарда… или пантеры. Невольно вспоминаются прикосновения к его телу: жилистый, гибкий, невероятно сильный, даже жарко становится – как тогда, в танце. А бледность тоже по своему интересна: делает его похожим на произведение искусства… на статую.
Ну и придёт же такое в голову!
– Кому должны меня смутить? – возвращаюсь к разговору.
– Моему скверному характеру, конечно, – Санаду облокачивается на подлокотник и упирает подбородок в кулак. – А то как так: девушка просыпается в моей постели и даже сохраняет нервы целыми? Не порядок!
Улыбка его становится всё шире…
– Прежде чем укладывать меня в свою постель, вашему скверному характеру стоило бы задуматься, а хватит ли силёнок потревожить мои нервы.
– А если я скажу, что вы, напившись чудо-чая, бессовестно меня домогались?