Попаданкам не изменяют, дорогой дракон, или Замуж за истинного
Шрифт:
Я выгибаю бровь:
— Почему сразу беззащитная?
Он ведёт плечом. От него пахнет кровью.
— Мне так казалось. Я узнал о визите матери, когда был уже далеко. Потом… я почувствовал, что тебя мучают. Прости, что не успел вовремя. Она… что она сделала с твоими волосами? Это ведь не иллюзия?
— Нет, они отрасли. Заново.
У него дёргается бровь. Взгляд темнеет.
— Это должно быть неприятно и долго. Моя хорошая…
Он запускает пальцы в мои локоны с такой жалостью, будто бы я умирающий
— Всё нормально, — на несколько мгновений прикрываю веки, просто потому что очень сложно спокойно наблюдать за ним трепетным и злым одновременно. — Хочешь, я помогу тебе их отрезать?
— Что?
Я даже с трудом, но поднимаюсь и сажусь на кровать. Наши глаза оказываются на одном уровне. Мне начинает казаться, что мы находимся слишком близко друг к другу.
— Это уже слишком, Ви… — уверенно отвечает Ричард. — Она перешла границу. Теперь я понимаю, почему ты так отчаянно хочешь, чтобы я оставил тебя. Я и сам больше не хочу, чтобы ты была частью королевской семьи. Даже если это и будет означать, что я больше тебя не увижу.
Я смотрю на него немного ошарашенно.
Знаю, он уже соглашался, уже шёл на уступки, но всё-таки.
Теперь это как будто бы серьёзнее.
Теперь это осознанное решение.
— Разорвём истинность? — уточняю.
— Да.
Даже просто произносить это для него всё равно, что резать себя тупым лезвием. Но истинность для дракона — это любовь. И если любовь требует убить саму себя… ну, как спорить с ней?
Я заправляю за ухо прядь волос. Ричард провожает это движение больным взглядом.
— Я хочу этого больше всего на свете, понимаешь? Хочу просто жить… без прошлого, без того, чтобы выполнять пожелания королевы. Думаешь, это слишком много?
Ричард горько усмехается.
— Ты это заслужила, Ви.
Она, может быть, да… А я? Что делать мне?
— Я никогда не думал, что так будет, — делится он. — Что мы станем истинными. Что ты будешь против этого. Что мне будет… так. Если истинность — дар богов, то… Что если и твоя сила сопротивляться — их же дар? Что если богиня так и хотела? Чтобы… чтобы наказать меня.
Я не выдерживаю и касаюсь его скулы ладонью. Хочется хоть как-то соединиться с ним, хоть неуловимо плечами, хоть пальцем, хоть взглядом. Зацепиться и не отпускать… это преследует нас.
А если бы мы всё-так поддались истинности… ослабла ли бы её хватка?
Ведь если нет, это же просто невозможно… Как можно двадцать четыре на семь думать об одном человеке и хотеть его так, что даже больно становится, а? Разве это возможно?
— Дело ведь уже не в нас. Ты сам понимаешь, что истинность — это не настоящие чувства.
— Но я дракон. У меня не может быть ничего другого.
Грустно, терпко, пусто, но я всё-таки вынуждена ответить:
— А я человек.
— Да… — он соглашается тут. — Да… у тебя может быть то, что вы, люди,
— Знаю, тебе этого не понять. Но с другой стороны… Помнишь, там, в подвале… ты ведь на какое-то время перестал чувствовать истинность. И тут же перестал меня любить. Что если она пропадёт снова. Что если уже навсегда? Этот ад, наш брак… это замкнутый круг. Он никогда не закончится, если его не разорвать.
— Я хочу лучшего для тебя.
Он даже не двигается, даже не дышит из-за моего прикосновения.
Такое чувство, что он распадётся на мирриады осколков, если я отпущу руку. И я не отпускаю. И когда он всё-таки дышит… Тогда наше дыхание сливается.
Его глаза красиво мерцают.
В них плещутся остатки силы. Силы, которая наполняет меня до сих пор.
— Но я боюсь, Ричард. Твои родители… Да что там… Твоя мать. Она просто убьёт меня. Она хочет, чтобы я продолжала быть твоей истинностью. И чтобы родила тебе наследника. Если она ведёт себя так со мной, учитывая даже всю ту роль, что я должна была бы сыграть в истории короны, то как она будет вести себя со мной после того, как мы разоврем истинность? После того, как разведёмся?
— Я не дам ей тебя обидеть, — шепчет Ричард. — Ты не должна бояться её. Она не мстительная. После того, как ты больше не будешь частью нашей семьи, это все уже не будет иметь значения. Она убьёт тебя только, если ты будешь знать какие-то планы или тайны семьи. Но ты не касаешься политики. Она позволит тебе просто жить дальше. Я даю тебе слово.
— Даёшь слово…
Я всё-таки отнимаю руку.
С его губ срывается стон.
Я замираю.
Слишком сильно это будоражит.
Слишком сильно не даёт покоя.
Даже не знаю, как у меня получается переместиться на другую сторону кровати.
Между нами теперь есть хоть какое-то расстояние.
И Ричард неосознанно хмурится.
— Что твоё слово будет значить после того, как я уже не буду той, кого ты можешь любить? Может быть, не твоей матери, а тебе самому захочется, не знаю… переломать мне хребет. Как ты будешь справляться с таким желанием?
Он улыбается.
— То, что у драконов нет чувств вовсе не значит, что у них так же нет памяти и силы воли. Если я даю слово, я его не нарушу. Пока я жив, я буду защищать тебя.
Я вздыхаю. Хотелось бы верить ему.
— Мне всё же кажется, что меня убьют… — шёпот срывается с губ.
Я боюсь генерала, он ведь может узнать, что я не Виктория. Боюсь Конца Света. Боюсь аспида… Но обо всём этом Ричарду сказать не могу.
Остаётся лишь понуро опускать глаза и вздыхать.
Даже если бы он всё знал…
Один дракон слишком слаб, чтобы спасти меня.
Могу ли я в таком случае справится одна?
Маловероятно.
Ричард не знает, о чём я думаю, но наверняка чувствует мои эмоции.