Попадают по-разному
Шрифт:
Голодом морить их не велели, вода в загоне и так есть. Даже охранять особо не надо - вряд ли сбежит тот, кто бегать не может. Они вечером даже песни свои гнусавые затянули. Попросили замолчать - не поняли. Прострели одному ногу - уяснили.
Утром снова за песнопения взялись. Даже забор по круг обходить принялись. Никто не одёргивал - их охранять в наказание ставили, а тут какое-никакое развлечение.
Потом песни кончились. На пленных пришли посмотреть бойцы вспомогательных частей и нестроевые
Они ничего не говорили. Не смеялись и пальцами не показывали. Глядя на них, притихла и охрана.
Они смотрели. Просто смотрели.
Но эти туши под их взглядами словно съёжились и сбились в одну общую кучу. Подальше от взглядов. В центре загона.
Начальнику охраны стало неуютно, известили коменданта лагеря.
Нестроевые всё приходили и приходили.
Не угрожали пленным оружием. Не говорили ничего. Просто смотрели.
Я видела помещения для рабов. У нас хлева лучше. Да и загоны на полях, куда на ночь сгоняли работавших тоже видела.
Порядок вещей казался неизменным. Но потом пришли мы.
И пастухи человеческого стада сами оказались на положении скота.
Меня как раз и послали разобраться с причиной сборища. Место как раз между двух лагерей и в случае бунта толпа будет попросту расплющена. Но на бунт происходящее похоже меньше всего, это даже и любимому ежу генерала Рэндэрда понятно.
Он там ещё раньше меня оказался, но ни во что не вмешивается. Самым неподобающим образом на заборе сидит и разными цветистыми словами пастырей в загоне, обзывает.
Поговорить любит и умеет, словом в последнее время всё лучше и лучше владеет, так что даже угрюмые нестроевые с клеймёными лицами и то посмеиваются.
В окрестностях осаждённой столицы полно монастырей, тут до недавнего времени хорошим тоном считалось земли и ценности им дарить. Земля же, без тех, кто на ней работает в общем-то бесполезна. Дарили земли с рабами.
Рабы на пергамене той же веры, что и хозяева. Вроде как единоверцев в рабстве держать нельзя, но чего не сделаешь ради звонкой монеты? Какое-то объяснение обоснованности рабства попы придумали.
Вроде бы богобоязненный дед того, кто из города удрал, много земель им за этот трактат подарил. Как там он называется? Свято-чего-то-там, то ли девы непорочной, то ли зачатия какого-то противоестественного.
Хотела уже назад ехать, но вижу скачут из главного лагеря. И блеск золотых рогов виден уже.
– Как дела, Осень?
– будто и нет никого вокруг.
– Всё в порядке. Никаких нарушений нет.
– Даже никого из этих вздёрнуть не хотели?
– Когда объяснила, всех вместе и после взятия города - веселее будет - согласились.
Согласный гомон. Мне до этих мешков с дерьмом, что в загоне, дела в общем-то, нет. Это у Динки одна из любимых фраз в ответ на любой вопрос про священников: "В сортах говна не разбираюсь".
На деле, во всём она разбирается. Нравиться простоватой и грубоватой
Я просто знаю: те, кто распятому молятся разве что с точки зрения мерина обозного все на одну рожу. Их много разных течений, как они сами выражаются. С одной стороны, другие течения вроде как братскими признают, с другой, ненавидят их чуть ли не больше, чем нас. И режутся друг с другом просто зверски.
К чему это я? А к тому, что свиньи двуногие из загона к тому, что со мной произошло в прошлом ни малейшего отношения не имеют.
Это другое течение было, этими, что в загоне вроде как даже осуждённое.
Так что пусть пока сидят да хрюкают. Сама я с ними делать буду только то, что прикажут.
Будь там из,,, другого течения. Вспомнилось тут у Рэндэрда подцепленное. "С твоими врагами поступим так, как ты скажешь. Вот если мы встретим моих врагов - ты узнаешь, что такое настоящая жестокость".
И почему он тогда ухмылялся? Вроде, его личных врагов нет уже никого.
Пусть, я много знаю, но всё-таки, далеко не всё и не про всех.
Строение человеческого тела мне известно, и причинять боль очень подолгу я могу. Если мне понадобиться - враг умирать будет очень медленно и мучительно.
Вот только, почти все, кого стоило бы медленно убивать, уничтожены в тот день, когда я едва не погибла.
Как там Госпожа шутит: "Армия всегда готовится к той войне, которая недавно кончилась".
Стою, вполуха слушаю, хотя тишина звенящая. Госпожа с нестроевыми и вспомогательными о жизни после победы и о земле разговаривает. Самый важный вопрос для недавних рабов с полей. Самый неважный вопрос для меня. Я с двух вещей кормиться могу. Пера и клинка.
Земли до недавнего времени не было. Теперь есть. Госпоже спасибо. Кадастр владений тут составить уже догадались. Вблизи столицы почти вся - у Меча, да его родни ближней.
Уже объявлено армейским фондом для раздачи. Сбежавший из города раб рассказал, осажденные так верят в скорый приход помощи, что один родич меча какому-то монастырю продал участок земли, где главный лагерь стоит.
Госпожа разозлилась. Хотя, сначала весёлой была. Даже слишком. Казначей уже в открытую лицо кривила.
Услыхав о сделке, Верховный и взялась участки раздавать. Говорит, размер, качество земли, сады да пруды перечисляет. Будто сама кадастр составляла.
Раба того уже после совещания привели. Я уже к себе идти хотела. Госпожа пить не заставляет, но и уходить от Верховного мало кто решается. Даже почти непьющий казначей и то сидит.
Словно забыла, почти все на совещании - генералы, кому земель, частично ещё не завоёванных, столько уже роздано. Им такие участки не очень нужны. Только казначей, хотя и злилась, к сестре маску повернула. Она-то лучше всех знает, как из медяков золотые складываются.