Попадают по-разному
Шрифт:
Снова ухмыляется.
– Для полноты картины осквернения. Жаль, в углу никто не наклал. Кстати, ты говорил, вроде, самые чтимые святыни в склепе хранятся? Туда ещё не лазили?
– Только проверили, не прячется ли там кто.
– И как?
– Вон те две головы сверху.
– Полезли! Где там вход?
– Туда только представители нескольких знатнейших родов храатства могли спускаться.
– Да? Ну, так это же мы теперь.
В склепе ничего необычного. Ниши в стенах, да саркофаги.
– Ты глянь, гроб золотой! Или позолоченный?
– Судя по тому, во сколько он обошёлся, золото.
– Отлично! Монет начеканим. Да и покойничек, небось, не в мешковине.
– Вон в том горшке его сердце набальзамированное. Это же величайший столп веры, чуть ли не наместник бога на земле.
– Стекло, кстати, нашей работы. А уж украшения... Интересно, у нас ювелир ученику за такую работу ухи бы надрал, или вовсе выгнал?
Резко взмахнув материнским шестопёром, сшибает сосуд на пол. Нагнувшись, высматривает среди осколков какой-то буроватый комок. С ухмылкой расплющивает его сапогом и растирает.
– Как в дерьмо наступила!
– Говорят, мощи нетленные там внутри лежат... Серебро, прям скажем, так себе. Зато, много... Для монет пойдёт?
– Низший сорт. Нужна очистка. Или оптом весь кусок сбыть ювелирам - сгодится для дешевых украшений да ученических поделок.
– Тесак сапёрный есть у кого?
Поддевает крышку. Двое солдат помогают спихнуть. Ну и грохот.
– Замотан, как заразный мертвец.
Надев маску, госпожа склоняется... Кажется, местные называют это хранилище для тухлых костей, ракой.
Подцепив кинжалом, вытаскивает усыпанную камнями свастику на массивной золотой цепи. Рэндэрдовское словечко прижилось, да и сам он эти знаки уничтожает везде, где может дотянуться. Динни говорила - надела поверх брони - генерал отобрал. Сказал "зайдёшь потом - дам любое нормальное украшение взамен". Линки хотела обидится, но генерал таким тоном выдал - не захочешь - поверишь: "Тебе ещё повезло, отец бы дал тебе по шее, а тётя могла и просто убить".
– Хм. Неплохое золотишко. Да и камушки не самое дерьмо. Прокипятить и посчитать.
Один из офицеров казначея забирает украшение. Замечаю, руки в перчатках.
– Что там ещё?
На пол летит расшитая золотом шапка. Потом Госпожа подцепляет кинжалом коричневый череп с белым лбом.
– Надо же! Стухло! А говорили, нетленное то, нетленное сё.
– Разрешите обратиться?
– Давай!
– Лоб почему белый?
– Обслюнявили. Сам же крышку ронял. Дырку там видел?
Кивок в ответ.
– Ну вот, через неё и прикладывались. Кто губами, кто местом больным.
Меня аж передёрнуло. Я тут с таким болячками уже людей навидалась. А они после друг друга этой мерзости касались.
– Кстати. Пленных с явными повреждениями лица собрать отдельно.
– Сложно это будет, - командир четвёртой колонны, - тут пока их
– Тогда, иди и передай мой приказ всем колоннам - убить и сжечь всех пленных, да и просто жителей с явными признаками каких-либо заболеваний. Особо подчеркни - убивать только больных. Раненные ещё пригодятся. Да, ещё пошли кого-нибудь, над входом сюда три иконы установлены - пусть выломают и сожгут. Они же чудотворные, и самые обслюнявленные. А в городе и так заразы хватает.
Ещё раз на череп глянула. Швырнув на пол с хрустом давит сапогом. Ещё и растирает.
– Обычная протухшая кость. Вторую половину сбрасывайте.
Роется. Летят обрывки тканей и части скелета. Все кости в очень плохой сохранности. Некоторые слиплись с кусками одежды.
Проходится, намеренно давя крупные кости.
– Кто-то грозился Кэрдин живьём сжечь. Последний раз - уже с моей матерью вместе. Кому-то в ответ было обещано, что от него и праха не останется. Собрать эти отбросы и сжечь. Прямо здесь. На дрова - вон эти врата золочёные пойдут. У кого топоры есть? Приступайте. А я дальше смотреть пойду.
Содержимое следующей раки крошила шестопёром. В другую приказала насыпать пороха и поджечь. У массивной каменной еле сдвинули крышку. Злобно усмехаясь, велит всем отойти, кинув внутрь, гранату.
Вопль с хоров. Телохранители бросаются к госпоже. Она сгибается. Уже у всех в руках оружие. К лестнице уже бегут. Госпожа стоит нормально. Ухмылка лишь чуть кривее обычной. Лениво пинает болт ногой.
– Эй там, если живой ещё! Не пробил. Сам спустишься, или лезть за тобой?
Никто не отвечает. Потом доносится наша отборная ругань.
– В руку мне из второго арбалета.
– Спускайте его.
– По лестнице?
– Нет, через окно. У них, говорят, праведники живыми на небо попадают. Вот и глянем, в какую сторону полетит.
– А-а-а, - и звук удара. Пол каменный. Госпожа провожает падение стволом пистолета.
– Эй, наверху, мне отсюда видно плохо. Живой, или как?
– Не, он точно не праведник. Даже вы не оживите.
– Да я и не собиралась!
Шлем она надела. Маску только сняла. Рога словно в крови. Не помню, всегда так было, или сейчас измазала.
– Так! Поглядим что тут ещё есть.
Под расшитым золотом балдахином стоит кусок какого-то рассохщегося бревна на усыпанном неогранёнными драгоценными камнями, постаменте.
– О! Ещё одна святыня, чтоб её! Если кто не знает, это кусок креста, на котором ещё на Архипилаге их спасителя распяли. На растопку попозже пойдёт, пока же, может знает кто, почему на этом бревне распять никого не могли, - и смотрит почему-то на меня хитренько-хитренько.
Подойдя приглядываюсь к фактуре древесины. Что-то знакомое. Ну, точно. Учили же разбираться в сортах и породах древесины.