Попал
Шрифт:
«В деревне празднуют дожинки,
А за окном летят снежинки.»
Не знаю, что праздновали пейзане села Сосновка, но праздновали они основательно: с песнями, плясками и мордобоем. В связи с этим вылезло одно отвратительное явление: пьяные мужички частенько жен своих лупили, а отдельные особенно пакостные индивидуумы, еще и всячески над своими бабами издевались, причем издевались на показ, прилюдно.
Вспомнил вот: еще пролетарский философ и русофоб Фридрих Энгельс, в какой то, из работ, писал об этом явлении в сибирских деревнях, иллюстрируя дикость и варварство русских, утверждая вслед за своим другом Марксом, что русский народ в массе своей народ не
Хотя должен заметить, что, не смотря на всю русофобию основателей, марксизм все таки, самое адекватное философско-социальное учение, что бы там не говорили по этому поводу, современные апологеты капиталистического хипеса.
Ну да бог с ними и с основателями и с апологетами. Сибирские мужики, почему жен своих колотят?
Помню, летом хоронили одного дедка, когда шли с кладбища, жену покойного, маленькую сухую старушонку, кто то спросил:
— Что Ефимовна, жалко поди старичка то?
На что та ответила неожиданно резко:
— Ну как же не жалко то! Иду да оглядываюсь, как бы не догнал, да не набил.
Я, тогда не обратил на эти слова особенного внимания, да и летом, ввиду сугубой занятости сельчан сельхоз-работами, все это не выходило за рамки обычных семейных дрязг. Но зимой некоторые утырки оторвались по полной. Один из таких угрёбищ запряг свою бабенку в пристяжку к лошади и та, раздетая, в одной рубахе и босиком, подгоняемая не слабыми ударами бича, была вынуждена бежать рядом с санями.
Но такой беспредел осуждался большинством сельчан. Аким Силантьев, пользуясь своей властью, и привлекши в помощь братьев Щербаченков, пресек это откровенное глумление над бедной женщиной. Иван с Кузьмой немного перестарались и чуть не прибили садиста. Но это крайний случай. Вопли же избиваемой мужем очередной бабенки, раздавались над заснеженным селом чуть ли не каждый вечер.
Надо сказать, что и я неким образом приложил руку к этим экзорцисам. Число женщин, щеголявших с синяками под глазом, заметно увеличелось сразу же после шоу, устроенном, с моей подачи, старостой и священником. Но этих не состоявшихся ведьмоборцев, женского пола, мне ни сколько не жалко. Поделом им.
При очередной встрече со знахаркой, спросил у нее о причинах столь постыдного явления. Та на секунду задумалась и выдала:
— А что разве у вас баб не бьют?
— Бьют. — Был вынужден констатировать факт. — Бьют, но это происходит очень редко. Да и к тому же за это и в тюрьму сесть можно.
— Ну а ты жену свою бил?
Я даже поежился, представив в какой форме вылилась бы Ленкина ярость, если бы я посмел ее ударить. Ведь когда она шла по улице с двухлетней дочерью (а мы жили тогда в частном секторе, где по улицам бегало довольно много собак), то даже здоровенные собачары оббегали ее стороной. А она была женщиной миниатюрной, нежной и хрупкой. И обидным несправедливым словом ее запросто можно было довести до слез. Но я не позавидую тому, кто б ее ударил или, не дай бог, обидел бы, ее ребенка. В таких случаях она превращалась в натурального «берсерка». Были, знаете ли, прецеденты.
— Я женщин не бью в принципе. Да и моя жена не из тех, кто стерпит побои.
— Вот ты и сам ответил на свой вопрос. Бабам у нас деваться некуда вот многие и терпят, ну а тех кто не стерпит, тех и бить опасаются. Да и мужиков вроде тебя на селе достаточно. Вон дед твой, Софрон Тимофеич, на жену руку ни разу не поднял. Сыновья его такие же. Ванька
— Я бы тоже с той Варьки пылинки сдувал. Пироги у нее знатные получаются. Я таких вкусных пирогов и не ел никогда. Да и сама она женщина сдобная.
— Все вам мужикам сдобное подавай. — Засмеялась знахарка.
Между тем зима в этом году выдалась снежная. Середина декабря всего, а снегу навалило уже с полметра. Мы с Архипкой чуть ли не каждый день чистим дворы: сначала их двор, потом наш. Назаровский пригон тоже иногда чистим. Тетка Степанида держит корову и телку. Жрут эти две скотиняки здорово, соответственно и навозу производят изрядную кучу, а там еще куры да поросенок подросший, ну а нам за ними убирать.
Хорошо еще, что у нас с дедом нет ни коровы ни кур ни поросенка, а за тремя лошадьми дед сам ухаживает. Мне пока не доверяет. А еще дед катает зимой валенки. Вообще то, валенки или пимы, по местному, тут катает, чуть ли не каждый третий. Но ни у кого на селе, да и в ближайшей округе не получаются такие как у него. Местные называют их чёсанки. Тонкие, легкие, очень теплые и, в отличии от обыкновенного сибирского пима, белые и мягкие.
Заказывают эти валенки еще с осени, размеры небольшие, видимо для женщин, иногда и вовсе малюсенькие, для детей. Кузькина шестилетняя дочь Анфиска и Егорка Назаров в таких щеголяют. Шерсть для валенок заказчики везут свою, ну то есть не свою конечно, а овечью, но уже протеребленую и очищенную от вездесущего репейника. Принимая шерсть, дед взвешивает ее на безмене, и соглашается, если шерсти достаточно или отказывается, если ее не хватает на заказанное.
Изготовление валенок начинается с дополнительной обработки шерсти. Дед взбивает ее с помощью специального приспособления, именуемого лучком. Главной деталью этого «гаджета» является струна, сделанная из обработанных бараньих кишок. Лучок с помощью веревки вешается на стену, чуть выше узкой полки, на которой лежит небольшая кучка шерсти, дед опускает в шерсть струну и бьет по ней специальным инструментом — битком. Струна от ударов вибрирует и взбивает шерсть так, что пыль стоит столбом, причем в прямом смысле.
Я попробовал; все оказалось не так просто. Сунешь струну глубоко в кучу, шерсть тут же обовьет ее и перестает взбиваться, возьмешь повыше, струна захватывает лишь самую верхушку и от этого толку совсем мало. Сам лучок тяжелый и его в нужном положении удерживать трудно. А вот смотреть, как дед управляется, очень приятно. Уж больно ловко и быстро у него все получается. Дед в этом отношении настоящий монстр. Он умеет делать все! И за что берется, делает это хорошо, не жалея ни времени и ни сил.
Вот и с валенками-чёсанками так же. Оказалось, что даже малюсенькие детские чёсанки требуют труда и умения куда больше, обычных пимов. Дед, из взбитой и очищенной от пыли шерсти с помощью пресловутой таволожки выкладывает нечто похожее на огромный сапог. Прокладкой формирующей внутреннюю полость сапога служит специальная холстинка, которую дед расстилает, перед тем как приступить к выкладыванию второй половинки этого огромного сапога. Затем все это прикатывает, чтобы шерсть немного свалялась, и опускает в чан с горячей водой. В воду он добавляет, из стеклянной бутылки, какую то химию, скорее всего, это разбавленная серная кислота, видимо для обезжиривания шерсти. Интересно, где это он ее берет? Приставать к деду с расспросами реально побаиваюсь. Тот очень не любит когда ему мешают, а таволожка у него всегда под рукой и в ход он ее пускает нисколько не опасаясь ювенальной юстиции. Проверено!