Попал
Шрифт:
Она цокала каблучками по асфальту и смеялась над моими рассказами, а я, неся какую то чепуху, любовался ее тонким профилем, с гордо задранным носиком, ее большими зеленоватыми глазами, изящной тонкой шейкой, ну всем остальным, разумеется. Но Ленке на тот момент было двадцать лет. Вполне взрослая девушка. А этой двенадцать и что между ними общего?
Есть, есть общее, и это не только зеленые глаза, но и какая то чистота, наивность, а еще бьющая через край энергия и жажда жизни. Вот что привлекало меня в Ленке всегда, а в сочетании с ее внешностью, делало ее неотразимой и не только
Но это было в другой жизни. А в этой что? Неужели здесь я педофил? Если не брать во внимание то, что этой тушке всего тринадцать лет, то несомненно педофил, но к счастью педофил платонический. Ну как Льюис Кэрролл с его Алисой и даже более платонический, чем Льюис, тот все таки мужик взрослый.
Правда на мой не просвещенный взгляд книжка его про «Алису в Зазеркалье» полная хрень заумная, а не детское чтиво, но как говорит Сидорович из моей любимой игры «Тени Чернобыля»: «Я в чужие дела не лезу», хотят отыскать эстеты-математики в ней какой то скрытый глубокий смысл — пусть ищут. Я же человек простой, и абсурдную чепуху, нагороженную этим чудаком, так и называю.
А вот портрет Алисы Лиделл мне нравится, спасибо Льюису за то, что сохранил для нас ее образ. И скорее всего, не прав я по поводу его книги. Вполне возможно весь смысл этой экзотики не дать забыть ту чудную девчушку, однажды встретившуюся в его жизни. И если это так, то я снимаю перед ним шляпу и беру свои слова обратно. С этим и заснул.
А утром припёрся к нам сам господин староста — Аким Силантьев. Сняв шапку и покрестившись на иконы, не раздеваясь, присел к столу. На вопрос деда, что привело его к нам в такую рань, сказал:
— Шатун возле села объявился, Софрон Тимофеич. Утром раненько прибег до меня Ивашка Соболев, ну ты знаешь его, домишко его крайний, рядом с согрой.
— Да знаю я тут всех и Ваньку тож. Летна боль! Ты по делу давай.
— Ну дак я по делу. Прибег, значит, трясется, говорит вышел ночью во двор по малой нужде и слышит ломает кто то пригон, и порыкивает. Забежал в хату ружьишко кой как зарядил да и выпалил, дверь чуть приоткрыв.
— И чё? Попал?
— Да где там. Но вроде напугал. «Хозяин» зорить пригон перестал порычал только да и ушел.
— Он, что видел «хозяина»?
— Говорит, видал, когда по новой ружье зарядил, ну и выглянул, тот как раз к согре подходил. Просидел Ванька со своей пукалкой в обнимку, возле двери всю ночь. А чуть забрезжило так и прибег ко мне во двор.
— Справил, значит, Ванька нужду. Летна боль!
— Ага! Справил! В исподнее. — ухмыльнулся своей немудрящей шутке Аким.
Блин! Это что такое? Староста хочет подбить деда на медведя-шатуна поохотиться. Вот гад какой! А ведь дед согласится, точно согласится. Ну и что делать? Да ничего делать не буду, с дедом пойду. Ну за одним и на медведя поохочусь, надо же когда ни будь начинать. Попаденец я, или где?
С другой стороны, что это я так разволновался. Силантьев ведь не с бухты-барахты к нам пришел. Дед, уже не одного медведя завалил, думаю и с этим справится. Но все равно стрёмно. А между тем, дед продолжал расспросы:
— Аким, а ты к Семену Шабалкову ходил?
— А
— А ты не знаешь кто «хозяина» поднял?
— Да откуда же? Хотя постой. Приезжал тут намедни из Солтона мужик. Вот он и рассказывал, что подрал зверь какого то, охотника. Кажется Терентий Злобин его звали.
— Вона как, Злобин значит. Терентий охотник знатный, не одного зверя взял, значит, говоришь, подрал его «хозяин».
— Ну за что купил, за то и продаю.
Дед помолчал, почесал бороду и сказал:
— Хорошо! Попробуем его выследить. Только ружье у меня сломалось. Ладно, у Ваньки с Кузькой ружье есть. Справимся!
— Дак это…. Я с вами пойду, ружье у меня новое, двуствольное, ну и собаку свою возьму.
Дед снова потеребил свою роскошную бороду:
— Нет, собаку не бери. Вот если из берлоги поднимать, тут собаки нужны. А шатуна и спугнуть пустобрёхи могут. Обойдемся одним Кабаем, он зря не гавкнет, а выследить поможет. — Дед обернулся ко мне — Ляксей сбегай к Ивану с Кузьмой, обскажи им все, пусть приходят не мешкая. Да и пусть ружье с рогатиной захватят.
Я быстренько оделся и выскочил за двери. Во дворе встретил, направляющегося к нам, Архипку:
— Архипка, побежали к Щербаченкам. Тятька с дядькой Акимом на шатуна охотиться собирается, ну и их позвать велел.
— Ух ты! А мы с тобой как? Нас то возьмут? — заприплясывал от желания сходить на настоящую медвежью охоту Архипка.
— А мать то тебя отпустит. — Уже на бегу спросил я его.
— С дедом Щербаком и с тобой отпустит. — Уверенно ответил он.
Добежали быстро и даже не запыхались, не зря уже почти полгода тренируемся.
— Архипка давай к дядьке Кузьме. Скажи, чтоб ружье взял. А я к Ивану заскочу.
У Ивана семейство сидело за столом и завтракало. На высоком стульчике с перекладиной восседал Дениска и возил ложкой кашу по деревянной чашке и по своей мордахе, отрываясь только на попытки накормить своего другана Ваську, который сидел рядом на лавке и отворачивал толстую усатую морду от каши.
Едва я вошел, меня тут же попытались усадить за стол и тоже покормить. А когда я сослался на недостаток времени и рассказал за чем я пришел, тетка Варвара всучила мне вкуснейшую шанежку. И когда я доедал вторую, в хату ввалились Кузьма с Архипкой, которые тоже получили по шанежке. Сколько же их она напекла то? Иван глянув на жующего Кузьму спросил:
— Ружье то взял?
Кузьма, прожевавши шаньгу, сказал:
— В сенях стоит. Митька, а где твоя бандура? Вдруг я промажу, а ты тут как тут с самострелом, ну и завалишь «хозяина».
— Да уж не промахнусь. — Хмуро сказал Митька не любивший дядькины подначки.
— Вань, вы поберегитесь там. — Скрывая тревогу, сказала Варвара.
— Не бойся Варька! — засмеялся Кузьма. — С нами вон какие стрельцы идут. — Кивнул он на нас с Архипкой. — Они Карася влет срезали, чё им какой то шатун. Ты лучше пирогов поболе напеки. Найдем мы «хозяина» или не найдем, а нашляемся вдосталь и жрать захочем. Вот пироги и пригодятся.