Попал
Шрифт:
Ну ладно, хватит себе мозги парить, спать уже пора. Вон дед на кровати за стенкой храпит давно. А я тут растекаюсь «мыслью по древу», а завтра на охоту с Архипкой. Зря, что ли арбалеты проапгрейдели, болтов наделали, все зайцы наши будут. Ну если не промахнемся конечно.
Глава восьмая
За хлопотами, как то подкралось не заметно Рождество, и грянули святки. Прямо по Окуджаве:
«Вот и январь накатил, налетел
Бешенный, как электричка.»
У нас здесь хоть и не январь, а конец декабря — градус веселья зашкаливает нисколько
Редчайшее исключение — студент, хватанув у Бабы Ходоры, к которой они со священником зашли по старой памяти, пару рюмок крепчайшего самогона, оделся старухой и укатил с молодежью в соседнее село, где и оторвался по полной, удивив актерским мастерством простодушных пейзан.
Парни и девки потом с восторгом и смехом рассказывали, какие коленца выделывал, проникшийся народным духом, студент, пока коварный зеленый змий не свалил его замертво. Но и тогда его не бросили посреди дороги, а таскали с собой. В конце концов, бедный интеллигент был доставлен домой и передан в заботливые руки вдовушки, у которой он квартировал. Представляю, каким жесточайшим похмельем страдал он на следующий день. Надолго ж ему запомнится праздничное хождение в народ.
А мне святки неожиданно понравились. Я с удовольствием присоединился к детской компании: ходил колядовать, катался с горы на санках, смеялся вместе со всеми над плясками и ужимками ряженых, ну и, конечно, вместе с остальными пацанами, играл в хоккей. Похоже, хоккей, даже такой примитивный, без коньков и с самодельными клюшками понравился пацанам больше чем футбол. И чего это летом я так затупил, совсем забыл про хоккей на траве. Вот болван то! Хотя там у нас в травяной хоккей вроде только женщины играют. Но даже если и так, сосновским пацанам откуда это знать, я то им не расскажу. Будут, будут они у меня летом по травке с клюшками бегать. Все лучше, чем кое как обутыми ногами, мяч, набитый соломой пинать.
А может девок научить? Представил, как местные девы носятся по полю в своих, длинных до пят, сарафанах, в платочках и с клюшками, засмеялся. Нет, девок играть в хоккей заставить не удастся. Такой продвинутый модерн село не переживет и пейзане забьют меня как мамонта, ни дед ни братья Щербаченки не спасут. Хотя кое что в направлении эмансипации одной девицы сделать нужно.
Вон она в окружении подруг тараторит чего то, руками машет, а те хихикают и глазками стреляют в нашу сторону. Видно про нашу дружную четверку сплетничают. Ишь как зелеными глазищами сверкает и, кажется, в мою сторону поглядывает.
— Ленька …! Ленька! Немтырь ты че завис то? Катьку что ли не видел? — Антоха толкает меня в плечо. Блин нахватались пацаны от меня всяческих слов.
— Чего тебе?
— Чего, чего! Пошли, говорю, к вам, нарты возьмем и
— А чё! Пошли.
— Девок давай позовем. — Внес предложение Архипка. И тут же заорал: — Девки! Пошли кататься на Марьину Горку.
— А на чем кататься то.
— Нарты у деда Щербака возьмем длинные такие.
Есть у нас такие санки узкие и длинные, с широкими полозьями, дед с сыновьями на них бревна весной по насту возят. И обзываются они нартами. Девчата немного приуныли — деда реально побаивались в селе. Архипка их успокоил:
— Не бойтесь девки! Дед Щербак разрешил нам с Ленькой санки брать.
Девчонки ожили, пошептались, похихикали и Катька, смеясь, крикнула:
— А вы нас отвезите туда. — И они снова засмеялись.
— Ладно прокатим. — Я подмигнул пацанам. Мы вытащили сани и я, кланяясь, провозгласил:
— Карета подана! Мадамов прошу занять места.
Девчонки хихикая сели в санки, и справедливо ожидая, от нас подвоха вцепились друг в друга. Мы впряглись в длинную веревку и бегом потащили легкие санки с повизгивающей и смеющейся поклажей. Завидев впереди большой сугроб с мягким снегом, я тихонько сказал:
— На счет три опрокидываем сани. Раз, два, триии! — и громко взвизгнувшие малолетние красотки забарахтались в снегу. Мы, как истинные джентльмены, стали помогать им выбираться из сугроба и отряхиваться. Разумеется, Катьку Балашову вытаскивал и отряхивал от снега я. И мне это нравилось.
Платоха, отряхнув свою жертву, уселся в сани и солидно произнес:
— Ну всё девки! Вы в санях не усидели, теперь нас повезете. Пацаны садись. — Упрашивать нас было не надо. Быстро уселись и выжидающе уставились на красавиц. Те, пошептавшись, постреляв в нашу сторону глазками и похихикав, схватили веревку и потащили санки. Дорога шла под горку и девчонки развили изрядную скорость. Платоха, сидевший впереди, сказал:
— Сейчас опрокидывать будут. Держись за санки, пацаны. — Мы схватились за санки, ну и перехитрили сами себя. Мало того что воткнулись в сугроб головами, так еще сверху нас накрыло перевернувшимся транспортом. Девчонки, помогать нам выбираться из под саней не стали, а наоборот, коварно закидали снежками.
Так веселясь, добрались до пресловутой горки. А там, на вершине к нашим саням прицепились еще чуть не десяток самых разномастных санок и, под радостный смех и визг, веселый поезд полетел вниз по склону, набирая скорость. Я сидел в середине и, прижимая к себе, одетую в нелепую шубейку и радостно визжащую, зеленоглазую девчонку, сам кричал что то, напрочь забыв о том, что вообще то, я старый циник, пессимист и ёрник, а не начинающий только что жить, тринадцатилетний мальчишка.
Вечером лежа на лавке и стараясь не обращать внимания на доносящийся из-за стенки могучий храп, размышлял о том, что ж это такое было? Почему я залип на двенадцатилетнюю соплюху, пусть даже и напоминающую мне чем то мою Ленку. Разумеется не Ленку — бабушку, а ту с которой только что познакомился и мы шли с ней по Ленинскому проспекту в кинотетор «Родина». На ней было чудное бирюзовое платье, открывающее ее стройные, загорелые ножки, выше колен сантиметров на двадцать, белые туфельки-лодочки, а на голове прическа типа «карэ»