Попала, или Кто кого

Юнина Наталья

Молчу. Упорно молчу, борясь не пойми с чем. Ну не могу и все тут!

— Ну какая ж ты упрямая девчонка. Ладно, тебе хорошо?

— Хорошо, — не задумываясь отвечаю я.

— Что хорошо? Скажи мне яснее, Светик, только имя мое не забудь, и кто делает тебе хорошо, — убирая руку от моей плоти, фактически дразня произносит Волков.

Мне впервые захотелось послать его… нет не в полку, а самую настоящую жопу. Вот только беда в том, что также я хочу, чтобы он продолжил. Хочу до безумия. У меня сводит ноги, полыхает все тело, и голова совершенно не соображает. Но остатками разума я понимаю, что у этого мужчины помешательство на своем «я». Он хоть и дразнит, но боюсь точно не продолжит, не произнеси я его

имя.

— Света…

— Мне хорошо с тобой, — сжимая до боли пальцы на ногах, кое-как выдавливаю из себя я. — Я хочу, чтобы ты продолжил… Кирилл.

— Ну все, танцуем, — игриво произносит он, продолжая ласкать меня там, от чего я вновь зажмуриваю глаза. — И запомни — хорошо только со мной. Поняла?

Киваю, словно заведенная кукла, чтобы не послать его вслух туда, куда он так желал от меня услышать.

— И на будущее, — продолжая выписывать узоры на моей разгоряченной плоти, шепчет мне в губы. — Не стоит меня дразнить. И чтобы больше не присылала мне никаких фото.

Резко распахиваю глаза, но сказать что-либо не успеваю, Волков продолжает напирать словами, едва касаясь моих губ и вновь переставая меня ласкать.

— Хотя не так. Фото можешь присылать, но только себя любимой, а не с посторонними парнями. Ты сама того толком не осознавая, дразнишь и играешь с тем, кто тебя заведомо сильнее. Не надо, Света, — вполне серьезно произносит он. — На моей стороне опыт и время. И я никогда ничем и тем более никем не делюсь. Если мое, то только мое.

От чего-то я была почти уверена, что на этом все, он меня так и оставит, «наказав» за то фото и сообщение, но проходит какая-то секунда, и на его лице появляется полуулыбка и долгожданное прикосновение к моей пульсирующей в ожидании его пальцев плоти.

— Все будет хорошо, Светка, — прожигая меня жадным взглядом, ускоряет темп. — Хорошо, — шепчет мне в губы.

Его пальцы виртуозно ласкают мой клитор и очередное движение вызывает во мне вспышку удовольствия, от чего я утыкаюсь лбом в его плечо. Дышу так тяжело, словно пробежала пять километров без единой остановки. Совершенно не ощущаю ног, будто меня парализовало. Мне хорошо и плохо одновременно. Не знаю это на самом деле так или игры моего подсознания. Хотя какие игры, если я все ощущаю на самом деле. Абсолютно все, как и сейчас горячие ладони Кирилла скользят по моей обнаженной спине, вызывая табун мурашек. Господи, что же я наделала… И как только я задаю себе этот вопрос, Волков подхватывает меня на руки и несет на кровать. Как ни странно, я благодарна ему за это, потому что в данную минуту мои ноги меня просто не слушаются. Разгоряченная кожа спины соприкасается с прохладным постельным бельем и тут до меня доходит, что он хочет продолжить. Только хочу истерично крикнуть ему «нет», как он первым прерывает молчание.

— Я тебя сегодня больше не трону, не бойся, — ласково шепчет он, откидывая прядь моих волос со лба. — Просто немножко полежим, — обходя кровать с другой стороны тихо, произносит он. Я тут же притягиваю к груди покрывало и откидываюсь на подушку, ощущая, как рядом продавливается матрас под его весом. — Выдохни, Свет, я же сказал не трону…

Глава 29

Не могу понять, что громче стучит — собственное сердце или дурацкие настенные часы. Наверное, все же второе. Тикающая стрелка слишком громко ударяет по вискам. Зажмуриваю глаза, пытаясь сконцентрироваться на чем угодно, лишь бы не слышать этих дурацких звуков. Вот только на смену громким звукам, как и стоило ожидать, пришли мысли. А если быть точнее, полное осознание случившегося. Вновь тяну на себя покрывало, хотя вроде как прикрыта. — Что, стыдно стало, Светочка? — шепчет противный голос в голове. А чего уж собственно стыдиться и прикрываться, когда он не только видел мою грудь,

но и трогал ее, да что там трогал, сжимал, втягивал в рот. А руки… что он делал своими руками там… Как только в памяти всплывают эти пошлые картинки, меня начинает тошнить от самой себя. Губы горят и саднят. Грудь ноет так, как будто ее и сейчас сжимают в тиски. А между ног все еще пульсирует и дико влажно. Даже не так. Липко и противно. Противно от самой себя… «Течет, как шлюха», кажется, так говорят в народе. Шлюха… опять эта чертова шлюха. Краем сознания понимаю, как реально мотаю головой из стороны в сторону на постоянно звучащее в мыслях это дурацкое слово и еще не получается контролировать слезы. Я же закрыла глаза, так какого черта я ощущаю мокрые дорожки, скатывающиеся по щекам?

— Прекрати, — слышу совсем рядом, почти над ухом, до боли знакомый голос и тут же поворачиваю голову на бок, крепче прижимая к груди и комкая покрывало. — Если ты сейчас не перестанешь себя накручивать, я мигом разденусь и продолжу то, чего хочется мне, — жестко произносит он.

— Уйдите. И продолжайте делать, что вам хочется с кем угодно, но не со мной.

— Господи, как же с тобой сложно, — тяжело выдыхая, обжигая мою и без того разгоряченную кожу своим дыханием, уже мягче произносит он. — Какая ты еще глупенькая.

— Ну до вас мне точно далеко. Так развести тупую девственницу из джунглей у меня не хватит ни ума, ни опыта, — позорно шмыгая носом произношу я. — Рады?

— Нет, конечно, — усмехается мне в ухо. Смешно еще ему! — Чему тут радоваться, я у тебя в трусах побывал, а ты мне все равно выкаешь.

— Спасибо, что напомнили про трусы. Вашими молитвами их можно выжимать. Ой, какими молитвами, руками, прости Господи. Руки у вас золотые.

— Светик, да ты я смотрю юморишь.

— Это истерическое, не берите в голову, — наконец открываю глаза и размазываю по щекам слезы. А они все текут и текут. Еще и реветь при нем, куда уж позорнее. Мысленно запрещаю себе этот бессмысленный поток и вновь комкаю в руках покрывало, устремляя взгляд в потолок.

— Свет, ну правда, прекрати. Тебе же было хорошо, глупенькая, ну зачем ты себя сейчас накручиваешь? — нависая надо мной, опираясь одной рукой о кровать тихо произносит Волков. — Сколько тебе повторять, что все произошедшее между нами нормально? — проводя рукой по моей щеке, попутно смахивая вновь набегающую слезу, вполне по-доброму произносит он. — Если уж кто и должен плакать от безысходности, так это я. У меня такой стояк, как будто я сожрал пачку виагры. И знаешь, это вообще хреново без возможной разрядки. А я при тебе даже помочь себе не смогу. Ты ж в обморок грохнешься, как только я начну др… делать это. Мда… я скоро с тобой и материться разучусь.

— Я на кровати лежу. Куда мне грохаться? И вообще, делайте свои грязные дела и оставьте меня в покое. Я не имею в виду на моей кровати, а в ванной. И в своей, а не в моей. Уйдите отсюда, я хочу остаться одна, неужели не понимаете? — еле произнесла, борясь с горечью во рту, по-прежнему рассматривая потолок, не в силах посмотреть Волкову в глаза.

— Нет, — категорично заявляет он. — Не оставлю, еще какую-нибудь херню натворишь. До тех пор, пока не придешь в себя, буду здесь.

— Уйдите, по-хорошему прошу.

— В таком случае уйди. Я тебе четко сказал на «ты» и по имени. Память отшибло? — если бы мне ее отшибло!

— Уйди.

— Вот так уже лучше. Ты сейчас успокоишься, подумаешь о чем-нибудь хорошем, например, о море. Ты же любишь море? — продолжая гладить мои щеки, только уже тыльной стороной ладони, хрипло шепчет Волков.

— Вы… ты заговариваешь мне зубы?

— Возможно. Но вообще-то я вполне серьезно. Подумай о море. Знаешь, Свет, при большом желании мы можем съездить туда вместе. Представь… ну скажем лазурный берег Франции. Знаешь, как там красиво?