Попала, или Кто кого
Шрифт:
— Ой, да держи. Давай за удачу.
— Давай, вот она мне точно нужна, — очередной обжигающий глоток и уже кусок колбасы.
— Кир, я забыла спросить, — поворачиваю голову на мамин голос, которая принимается гладить меня по плечу. — Я вроде как твоя бывшая благодарная больная. А чем я хоть болела?
— Воспалением наружного слухового прохода, от того, что всюду совала свои уши, — раздается насмешливый голос папы.
— Это ЛОР лечит, невежда, а не терапевт. Если не знаешь, так лучше помалкивай и выпей своего лоропердина. Может поможет молчать
— Как он мне может помочь?
— Напомните, как вы живете почти сорок лет вместе?!
— Любя и скрепя сердцем, Кирюша.
— Часто скрепя, — добавляет папа.
— Саш, ну заткнись, а? Реально закрой свой словесный понос хоть с лоропердином, хоть без. Кирюш, так что сказать этой Светлане, как, кстати, ее по батюшке?
— Васильевна.
— А фамилия как?
— Зайка.
— Ты уже называешь ее зайкой? Какая прелесть.
— Мама, она Зайка. В смысле, ее зовут Зайка Светлана Васильевна. Просто Зайка.
— В двойне прелесть, Зайка и Волк… ладно, так что мне ей сказать? Чем я болела?
— Мам, да придумай ты что хочешь. Ну ты же женщина.
— Хорошо, сыночек придумаю.
— Надь, иди уже, и прекрати подслушивать. Я тебе потом все расскажу. Обещаю.
— Ладно, всем спокойной ночи.
— А ничего, что я вообще как бы тут сижу и все это слышу.
— Тебе не привыкать, Кир. Ладно, давай чего там с этой Зайкой. Поподробнее. Хотя давай еще выпьем.
— Давай.
Глава 34
Это же как надо было ужраться, чтобы изо рта текли слюни? А голова? В висках пульсирует так, что кажется сейчас они разорвутся к чертям собачьим. Глаза вообще открывать страшно, можно подумать, что я вампир, которого убьет не то, что солнце, но и полоска обычного света. Фу, как же слюняво и мерзко от самого себя. Вроде и рот закрыт, чего ж так мокро? И в ушах… в ушах тоже влажно, теперь снова на щеке, и на губах. Твою мать, и из носа течет. Так, стоп!
— Фу! — резко приподнимаю голову с кровати, когда открыв глаза, увидел активно лижущий меня пушистый комок. — Кыш отсюда! Как ты вообще сюда забралась?
— Я ее подсадила, Кирюша, чтобы вместо будильника тебя разбудила добротная собачья слюна, ну в смысле ласка, — раздается над ухом голос мамы.
— Мам, ты издеваешься? — хватаюсь за виски, к счастью, не слюнявые, но в прямом смысле раскалывающиеся. — Я тебе сотни раз говорил, что собака не должна быть в кровати, это антисанитария.
— Кажется, ты сам говорил, что это не собака, а комок недоразумения. Машенька чище тебя, по крайней мере сейчас точно. В конце концов, она тебе всего лишь лицо полизала, — плюхается рядом со мной и тут же начинает гладить меня по и без того чувствительной голове. — Как ты себя чувствуешь?
— Хреново, мам. Который час?
— Без пяти семь.
— Как же так можно было нажраться-то… А папа в порядке?
— Ну я же рядом, значит в порядке. Скоро придешь в себя. Выпей пока воды, я там тебе таблетку растворила.
Залпом выпиваю стакан воды со специфическим
— Кирюш, иди в душ. Я там тебе чистые трусы положила с запахом весенней свежести. Почти новые. Без дырок. Чуть-чуть могут подвисать на тебе, но это лучше, чем грязные.
— Подвисающие трусы без дырок с запахом весенней свежести, это прям то, что доктор прописал. Чтобы я без тебя делал, мама.
— Ну, если в тебе просыпается сарказм, значит скоро все придет в норму, — вновь гладит по голове, словно я котенок в ожидании долгожданной ласки. — Все, иди, мой хороший. Приводи себя в чувство, спускайся вниз, я тебя как надо накормлю и потом мне надо с тобой серьезно поговорить.
— О, нет. Я не поднял крышку унитаза и забрызгал все вокруг?
— Понятия не имею, но обязательно проверю. Вставай давай, — прихватывает в подмышку медвежье недоразумение и медленно идет на выход, цокая тапками с каблуком. С каблуком… Интересно, Света умеет ходить на каблуках? Охрененно важный вопрос с бодуна…
Не знаю каким усилием воли я приподнял свою затекшую задницу с кровати и пошел в душ. Но результат превзошел ожидания. Уже через полчаса я чувствовал себя не то, что бы хорошо, но значительно лучше. По крайней мере, голова уже так не раскалывалась.
— Ну наконец-то, садись давай, блины уже остыли. Стой, — хватает меня за плечо и начинает принюхиваться.
— Сынок от тебя так пахнет. Ты там что, весь гель для душа на себя вылил?
— Я куплю вам новый.
— Да нет, я не об этом, просто от тебя пахнет другим…, - вновь принюхивается ко мне. — Не гелем.
— Чем?
— Перегаром, Кирюша. Так что зря только потратил гель. Его надо было в рот заливать, а не на тело.
— Ой, мам, прекрати. И так тошно.
— Не бойся, я тебе фенхель дам пожевать, на работе будешь почти огурцом. Садись. Ешь блинчики, запивай кофе и давай поговорим о твоей девочке.
— Мам, это уже слишком. Я не подросток, чтобы обсуждать с тобой свои отношения с кем-либо.
— Кирилл, со всем к тебе уважением, все мужчины дети, даже не подростки. Будь вам десять лет или девяносто. Если тебе станет легче, твой папа вчера утром надел рваные трусы шиворот-навыворот.
— Вот ты сейчас к чему это сказала?
— К тому, что ему уже пятьдесят девять, но он все равно такой же ребенок, как и ты. И если бы не я, он так бы и расхаживал по дому.
— Ну и пусть бы расхаживал. Естественная вентиляция еще никому не помешала, — закидывая в рот оладью, спокойно отвечаю я. — Мам, у меня нет желания о чем-то говорить.
— А ты не говори, а просто слушай. Забудь все, о чем тебе говорил Саша, — еще б я помнил, что он мне говорил. — Нет, твой папа, конечно, умный человек, но сейчас тебе не надо его слушать. Тебе надо сменить тактику. Нет, конечно, ванильным соплежуем становится не надо и лить девочке сироп в уши тоже не стоит… но она любви хочет, понимаешь? Ее же я так понимаю никто не любил и тут ты со своими открытыми желаниями.