Попалась, ведьма!

Малиновская Елена Михайловна

– Хочу с ним познакомиться. – Отец с видимым усилием растянул губы в улыбке. – Пусть он покажется.

– А ты сможешь его увидеть? – с сомнением спросила я. – На это способны только ведьмы.

– И маги, – напомнил отец. – А я уже получил достаточно силы.

Я замялась, ожидая подсказки от Шейна. Но тот молчал. Видимо, решил на время затаиться. А возможно, не видел в просьбе отца ничего подозрительного.

– Мрак? – тихонько позвала я. – Ты здесь?

Интуиция подсказывала мне, что фамильяр проигнорирует призыв. Более того, по неведомой причине

я хотела, чтобы он так поступил. Хотя сама не понимала почему.

Отец выжидающе вскинул бровь, когда пауза слишком затянулась.

– Прости, – с кривой ухмылкой проговорила я, в глубине души обрадовавшись очередному проявлению упрямства фамильяра. – Он у меня… э-э… в общем, не любит постороннее внимание.

– Понятно, – буркнул отец. – Лучше скажи честно, что до сих пор не научилась контролировать фамильяра. Вот он и своевольничает постоянно. – Недовольно покачал головой и добавил: – Ну ничего. Скоро мы это исправим. Твоя зловредная зверушка и вздохнуть без твоего позволения не посмеет. Любое неподчинение должно быть строго наказано!

Я могла бы возразить, что Мрака тяжело назвать зверушкой. Но лишь крепче сжала губы.

– Мрак – не мой раб, – негромко обронила я, когда отец вернулся к выписыванию очередного символа. – Он мой помощник.

– Глупости, – ворчливо возразил отец, не отрываясь от своего занятия. – Этих тварюшек нельзя баловать хорошим отношением. Никаких поблажек! Иначе при первом же удобном случае они переметнутся к другой хозяйке.

И опять я ничего не сказала, не желая начинать пустой спор.

Некоторое время в комнате царила тишина, нарушаемая лишь скрипом мела. Тьма в углах гостиной постепенно густела, превращаясь в уже знакомый мне вязкий кисель. Воздух потяжелел, в нем теперь улавливался отчетливый запах серы.

Все доказательства того, что демон скоро явится.

Я зябко повела плечами. С глухой тоской глянула в окно, за которым плескалась тьма позднего вечера. И тут же с удивлением всмотрелась в нее пристальнее.

Наверное, я заметила отражение свечи в стекле. На короткий миг мне почудилось какое-то слабое мерцание в саду. Но стоило сосредоточить на нем взгляд – как оно тут же исчезло.

– Вот и все, – в этот момент довольно проговорил отец и встал.

Небрежно вытер руки прямо о штаны, не обращая внимания на то, что пачкает их белыми следами мела. С удовольствием прогнулся в спине, отчетливо хрустнув поясницей. Затем взглянул на меня.

В глубине его глаз я снова заметила сполох искреннего страдания, который тут же растаял.

Ну Шейн! Надеюсь, ты сумеешь объяснить мне, зачем все это было нужно.

– Итак, Криста, – благодушно произнес отец, – готова к ритуалу?

Я молча смотрела на него, ожидая хоть каких-нибудь подсказок от Шейна. Но вредный блондин словно куда-то испарился.

А вдруг он действительно ушел? Вдруг я осталась один на один с обезумевшим отцом, действиями которого явно кто-то управляет со стороны? Впрочем, не «кто-то», а хорошо знакомый мне человек.

– Не бойся, – по-своему понял мою заминку отец. –

Криста, я уже сказал, что тебе нечего опасаться. Я не причиню тебе вреда.

По-прежнему не говоря ни слова, я приподняла подол платья и осторожно переступила меловую черту. Встала в центр круга, внимательно глядя на отца.

– Умничка, – похвалил он. Медленно подошел ко мне, в свою очередь аккуратно перешагнув черту круга.

С тихим шорохом в его руку скользнул кинжал, который отец достал словно из ниоткуда. Блики догорающей свечи заиграли на остро заточенном лезвии тревожным багрово-черным пламенем.

– Руку, Криста! – потребовал отец, повернувшись ко мне. – Дай мне свою руку!

Он побледнел и осунулся, на лбу крупными каплями выступил пот, глаза были до пределов заполнены тьмой.

Мрак в комнате оживал. Я услышала тихий скрипучий шорох, когда он пополз к кругу крупными извивающимися лентами, так похожими на змей. Казалось, сделай усилие – и обязательно разберешь в этом непонятном шипящем звуке чужой голос. Уговаривающий, убеждающий, убаюкивающий.

– Папа, – негромко сказала я, хотя меньше всего человек, стоявший сейчас рядом со мной, напоминал моего отца. – Что бы ни случилось, помни – я очень люблю тебя. И буду любить всегда.

Лицо отца вдруг исказила болезненная гримаса. Рукоять кинжала задрожала, заплясала в ослабших пальцах, и я затаила дыхание – а ну как выпадет.

– Криста… – растерянно прошептал он.

Тьма, к этому моменту почти достигшая пределов круга, почти победившая огонь свечи, отпрянула. Правда, сразу вновь пошла вперед. И теперь в ее шорохе слышались отчетливые угрожающие нотки.

Отец крепко зажмурился. Дыхание вырывалось из его груди с натужным хриплым присвистом. На висках вздулись отчаянно пульсирующие темные нитки вен.

– Папа…

Я легонько прикоснулась к его руке и тут же отпрянула.

Отец, действуя скорее рефлекторно, отмахнулся от меня другой рукой, в которой был зажат кинжал. Лезвие вспороло воздух, наискось ударило меня по тыльной стороне ладони – и на пол упали первые капли крови.

Это было не больно, скорее как-то странно. Порез не выглядел глубоким или опасным, больше напоминал царапину. Но при этом кровь стекала из него тонким ручейком, и не думая останавливаться. Во рту немедленно поселился противный кисловатый привкус железа.

– Криста. – Отец резко распахнул глаза, и я с трудом сдержала испуганный вскрик.

Слишком черными и нечеловеческими были они. Без намека на радужку или белок. И кто-то другой расчетливо и холодно взглянул на меня, словно размышляя даже не о том, стоит ли оставлять в живых, а о том, какую самую болезненную и долгую смерть выбрать.

Внезапно тьма, плескавшаяся в глазах отца, посветлела. Одновременно с этим он сделал шаг назад, почти наступив на меловую линию круга. Его лицо опять исказилось от боли, он согнулся, сипло задышал, явно страдая от нехватки воздуха, а затем зашелся в сухом лающем кашле, когда кажется, что несчастный вот-вот выплюнет легкие наружу.