Попкорн
Шрифт:
— Ну что ж… — нарушила молчание Брук. — Приятный был вечер.
Он даже не предложил ей сесть. Оба стояли, глядя друг на друга через огромную софу.
— Ты правда так думаешь? — Слабо, очень слабо. Он надеялся, что это прозвучит по-мальчишески нервно, пылко и притягательно, но ничего не вышло. Лучше бы он сказал что-нибудь вроде: «Мы могли бы сделать его еще приятнее», или: «Не такой приятный, как ты», или: «Да ладно, а хочешь трахнуться?» Но нет же: «Ты правда так думаешь?» Смешно. В мозгу у Брюса вдруг всплыли другие слова: «Я стою здесь на пылающих ногах», и эрекция, с которой
Брук тоже чувствовала себя не в своей тарелке. Этот великий человек, только что получивший «Оскар», такой, казалось бы, невозмутимый, в остроносых ботинках и шикарном смокинге просто стоял перед ней и ничего не делал. Чего он ожидал? Что она сама ему себя предложит? Это как-то связано с его положением? Может, он считает, что, снизойдя до разговоров, лишится своего нимба, а потому девушки сами должны прыгать к нему в постель?
— Да, правда. Мне было очень приятно.
Полный абсурд. Она сказала глупость, он спросил: «Неужели?», и она подтвердила, что так все и есть. Сколько же это будет продолжаться?
Брук напрягла извилины, пытаясь сдвинуть разговор с мертвой точки:
— Да, вроде первого свидания. Ну, знаешь, потанцевали, посмотрели кино…
— Мне нравится эта мысль. У меня давно уже не было первого свидания.
Наконец что-то стало получаться.
— У меня тоже, — согласилась Брук, а потом, секунду спустя, посмотрела ему в глаза и добавила: — Приводит к извечному вопросу о том, как далеко на первом свидании позволительно зайти, не правда ли? — Она сделала все возможное. Осталось разве что сорвать с себя одежду. Теперь ход за ним.
— Ну… и как мы на него ответим?
Это было уже слишком. Она отнюдь не собиралась уговаривать его. Разве не он подошел к ней на вечеринке и пригласил к себе домой? А раз так, то должен проделать часть работы, хотя бы для приличия.
— Ну, в школе мальчикам позволялось пощупать грудь, но только поверх лифчика. — Ее голос выдавал раздражение. — На данном этапе, думаю, решать мужчине.
Она опустилась на софу. Брюс так и не предложил ей сесть, но она все же села. Элегантно, красиво — Брюс наслаждался зрелищем. Скрестила ноги — Брюс мысленно зафиксировал крупным планом, как ее юбка, разделенная разрезом надвое, ложится по обе стороны коленей.
— Красивый столик, — заметила она, рассматривая собственное отражение в сияющей поверхности стола.
— Мне нравится.
— Я ему нашла хорошее применение, — сказала Брук.
— Чувствуй себя как дома.
Она достала из сумочки кокаин и начала высыпать на стол, распределив порошок на несколько белых дорожек.
— Это чтоб жена застала тебя в приподнятом настроении, — произнесла она язвительно.
Брюс спохватился, вспомнив об обязанностях хозяина дома. Он поставил музыку и сделал пару коктейлей. Теперь все шло как надо. Сев на софу, он придвинулся к Брук поближе.
— Я так рад, что тебе понравился мой фильм. — Опять этот чертов фильм! И как такое может быть? — Это действительно много значит для меня, — проговорил он очень быстро, пытаясь скрыть унылую банальность фразы за искренностью тона. Но прозвучало это все равно ужасно
— Мне только одна вещь не понравилась, — снова вступила Брук.
Брюс вздохнул. Он вынудил прелестное существо почувствовать, что она обязана продемонстрировать свой интеллект. Он сказал ей, что ее мнение важно для него, хотя — и им обоим это хорошо известно — она не двинулась в своих оценках дальше «клевого кино». Теперь же ей нужно выдать нечто более членораздельное. А ему придется выслушивать отчаянно тоскливый псевдохудожественный лепет о вторичности его образов или что-нибудь в том же духе, прямо с обложки последнего журнала «Премьер».
— Ну вот! — Брюс попытался вызвать ее снисходительность. — Так я и знал, что твое доброе отношение долго не продлится. Ну, и что не так?
— Мне не понравилась любовная сцена.
Он удивился.
— Ты что, монашка? Это самая сексуальная сцена из всех, что я когда-либо создал. Я ее монтировал с непроходящей эрекцией.
Брук пожала плечами и, склонившись над одной из белых дорожек на столе, втянула носом изрядную порцию порошка.
— Ну, она, конечно, сексуальная. Как бы. Но ненастоящая. Все остальное в фильме так реально — оружие, отношения, кровь повсюду, этот взрывающийся череп, когда парню на голову падает статуя Микки-Мауса…
— Это, кстати говоря, моя любимая сцена. Она полна иронии.
Брук протянула Брюсу трубочку, и он тоже отдал должное кокаину.
— Ну, так почему же секс не был настоящим? — продолжила Брук. — Неестественность в кино приветствуется исключительно в любовных сценах?! Ты видел «Девять с половиной недель»? Господи, эту женщину достаточно похлопать по плечу, чтобы она получила оргазм! Почему нельзя сделать так, чтобы секс в кино выглядел убедительно? Вот это было бы по-настоящему сексуально. Женщины носят колготки, а не чулки, понимаешь? Когда они занимаются сексом, им нужно сначала снять колготки. Я никогда не видела в кино, чтобы женщина снимала колготки.
— Это потому, милая девушка, что колготки не сексуальны. Невозможно так снять колготки, чтобы это выглядело сексуально. — Брюс тут же пожалел о «милой девушке». Как-то уж больно оскорбительно прозвучало, а Брук все-таки была его гостьей. Но учить Брюса Деламитри снимать кино!.. И как ей такое в голову пришло?!
Брук фыркнула, услышав последнюю фразу, и внимательно посмотрела на Брюса. Он думал, что сейчас она попросит его вызвать такси. Однако вместо этого она встала прямо перед ним и, к его большому изумлению, начала танцевать. Сексуальная музыка, приглушенный свет и танцующая Брук… Впрочем, обычным танцем это трудно было назвать: казалось, по телу Брук — от пяток до макушки и обратно — проходила медленная дрожь.