Поправка курса
Шрифт:
Альтшуллер думает, что убедил меня. И очень хорошо, пусть так и думает. Чехов? Прекрасная кандидатура. Лучше и придумать трудно. Во всяком случае, я не смог — придумать лучше. Сказал Шефу, что нужно сюда. В Ялту.
А ему что в Ялту, что в Яффу. Из интереса он подправляет историю, или у него есть какая-то иная цель, не знаю. Может, просто развлекается. От скуки. Вечность — это ведь очень долго.
Мустафа убрал чашки. Он, Мустафа, здешний. Настоящий хроноабориген. Немножко модифицированный, не без этого. Но лучше быть таким, чем мёртвым, а я его спас от верной смерти. Когда рубят голову — это ведь верная смерть, не так ли? В Турции с этим легко. Вжик — и нет головы. Ятаганы острые, тяжелые, одного удара тренированной руки хватает.
А я его, Мустафу, выкупил. Там это можно. Выкупил и немножечко модифицировал сознание. Армейский модификатор АМ-12. две тысячи сорок третий год. Корейская Народная Демократическая республика. Теперь Мустафа свято чтит присягу, а присяга-то мне. Нет, понимаю, нехорошо, но ведь я его на смерть не пошлю.
Сам пойдёт — ради меня.
Запустил полевой синтезатор М. Тот пожужжал, пожужжал, и превратил стакан кефира в пять флакончиков препарата AF. Стекло в стекло, органику в органику. Один флакон спасёт Чехова. Остальные… Жизнь покажет. Она, жизнь, научила: сколь бы тщательно не была просчитана ситуация, всё может случиться иначе. Даже Шеф с его возможностями пасует перед жизнью.
И посылает меня. Если я провалюсь — это будет мой провал, а не его.
Не так обидно.
Он обидчив, Шеф.
Я решил поспать. Вдруг да и увижу что-нибудь приятное. Олимпиаду 1980, полёт Гагарина или высадку на Пегас.
Рубец на груди немножко зудел. Так всегда бывает перед Изменением Реальности, и чем круче изменение, тем сильнее зуд. Сейчас — на двоечку.
Приятель мой, Конан Дойль, при виде рубца спросил, как я выжил после пулевого ранения в сердце.
А я и не выжил, ответил я честно. Я умер.
Он решил, что это специфический русский юмор. Нервно хохотнул. И больше о моей ране не говорил.
Ну, пусть юмор.
Но после этого англичанин оживил Шерлока Холмса.
Как Шеф в своё время меня.
Даже не знаю, рад ли я этому.
Авторское отступление
Для понимания взаимоотношения Чехова с его близкими привожу следующий текст:
Антон Павлович Чехов не прочь был при случае принарядиться, вот только случаев выпадало немного: таща на себя с гимназических лет обширное и требовательное семейство, он мог лишь устами доктора Астрова заявлять, что "в человеке должно быть всё прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли". Должно-то должно, а способов к этому порой недостаёт. Взять хоть ту же одежду: и портные есть, и сукна вдоволь, и фабрики готового платья появились, о магазинах и говорить нечего, а сколько оборванцев бродит по улицам! Понадобилась Антону Павловичу Чехову шуба на зимнюю пору. Казалось бы, вся проблема в деньгах, времени и наличии в продаже меха. Мол, это в советское время был тотальный дефицит, а вот при царе-батюшке пошёл, выбрал материал, подобрал фасон, сходил на примерку и через пять, много семь дней шуба готова. Но шуба для Чехова тоже была не просто тёплой одеждой, а ещё и символом жизни. Покойникам ведь шубы ни к чему?
Деньги — были. Материал, меха — были. Портных — на любую цену — полно.
Но.
Но от прямо высказанного желания до получения самой шубы прошел год, и какой год!
Вот он, документальный рассказ в письмах. А.П. Чехов — О.Л. Книппер29 января (11 февраля) 1901 г. Флоренция. В комнате у меня холодище такой, что надел бы шубу, если бы она только была. А.П. Чехов — О.Л. Книппер 15 декабря 1902 г. Ялта. Если ты мне жена, то, когда я приеду в Москву, распорядись сшить мне шубу из какого-нибудь тёплого, но лёгкого и красивого меха, например хоть из лисы… Без лёгкой шубы я чувствую себя босяком. Постарайся, жена! Отчего в этот приезд я не сшил себе шубы, понять не могу. А.П. Чехов — О.Л. Книппер14 февраля 1903 г. Ялта. Когда приеду в Москву, не забудь, надо будет заказать мне шубу, очень тёплую и, главное, очень лёгкую. У меня ещё отродясь не было сносной, мало-мальски приличной шубы, которая стоила бы дороже 50 руб. О.Л. Книппер — А.П. Чехову18 февраля 1903 г. Москва. Шубу тебе закажу великолепную, только осенью, а не весной. А.П. Чехов — О.Л. Книппер4 марта 1903 г. Ялта. Пока только могу сказать, что до декабря в Москве буду жить, особенно, если шубу сошьёшь. А.П. Чехов — О.Л. Книппер19 октября 1903 г. Ялта. Подыскивай пока портного очень хорошего, который взялся бы шить мне шубу, подыскивай лёгкий мех. А.П. Чехов — О.Л. Книппер24 октября 1903 г. Ялта. Если пьеса моя пойдёт, то я буду иметь право, так сказать, сшить себе шубу получше. Имей это в виду, приглядывайся к мехам и к портным, чтобы задержки не было. Шуба нужна, главным образом, тёплая и лёгкая. Буду ходить по Москве в новой шубе под ручку с женой. А.П. Чехов — О.Л. Книппер3 ноября 1903 г. Ялта. Мне хочется пройтись по Кузнецкому и Петровке в новой шубе…А.П. Чехов — О.Л. Книппер12 ноября 1903 г. Ялта. Мне подниматься на 3–4 этаж будет трудновато, да ещё в шубе! Отчего вы не переменили квартиры? О.Л. Книппер — А.П. Чехову12 ноября 1903 г. МоскваСейчас, родной мой, буду писать относительно шубы: всё-таки я взяла Вишневского (прости) и пошли к Белкину. Всё-таки там уже не надуют, сделают на славу. Мех самый лёгкий и тёплый, как я уже писала, это — крестоватик. Он не очень красив, но лёгок на удивление и тёпел. Верх я выбрала тоже не тяжёлый — черный с серыми волосиками, т. ч. получается что-то приятное тёмно-серое. Воротник, по-моему, хорошо бы из котика (конечно, поддельного) — и мягко и тепло. Мерлушка тяжелее. Как ты думаешь? Образцы верха я тебе пришлю, и ты сам выбери. Шуба будет стоить около 200 р. Это, по-моему, не дорого для большой и главное лёгкой зимней вещи. Дешёвое никогда не будет легко. И вообще экономить на этом не смей. Если ты всё одобришь, то пошлю твою старую шубу к Белкину для мерки. Он скроит всё шире и гораздо длиннее, приготовит примерку, в день приезда померит, и через 2 дня
Глава 5
5
16 марта 1904 года, вторник.
Ялта
— Да, вашсиясь, народу знатно! Заместо театра будет!
Бричка остановилась у Дома Роз.
— Ты, любезный, в образ не вжился, оттого я тебе и не верю.
— Это чевойтось, вашсиясь?
— Вот-вот. Сегодня чевойкаешь заместо, а вчера — как студент-словесник говорил. Ты уж выбери что-нибудь одно, а то нехорошо получается. Ладно, я, а ведь шпионы тоже не дураки.
— Не пойму, о чем ты, вашсиясь…
— И это. То ты, то вы — уж определись, любезный. Ладно, старайся, — и я надбавил к условленному двугривенному пятачок. — Пока только так. На большее не вытягиваешь, душа моя. Ты Станиславского почитай, что ли, «Артист и сверхзадача». У Синани продается книжечка, восемьдесят копеек всего стоит, а пользы на сто рублей. Учение — свет, учение — чин.
И я пошёл к воротам собственной усадьбы. Зеваки, числом до двадцати, чуть расступились, давая проход, но я притормозил.
На щите, прикрепленном к ограде проволокой (немного неряшливо, ну, так ведь не навсегда) белел бумажный лист.
Я подошел поближе
«Принимая во внимание общественную значимость происходящего и с любезного разрешения А.П.Чехова мы сообщаем о течении его болезни.
Бюллетень от 16 марта с. г.
Состояние А.П.Чехова удовлетворительное. Сознание ясное. Температура 37.4 С. Частота дыхания 16 в минуту. Пульс 80, ровный. Аппетит хороший. А.П.Чехов встает с постели, читает газеты и письма, которые ему присылают родные, знакомые и многочисленные поклонники его таланта.
Доктор Альтшуллер И.Н.
Вот так. Это всё, что знает почтенная публика, это всё, что и требуется ей знать.
У входа меня перехватила энергичная дама лет тридцати:
— Мне необходимо видеть Антона Павловича! Проведите меня к нему!
— Простите, не понял?
— Мне нужно видеть Чехова, — внятно, разборчива, как иностранцу или глухому, повторила дама.
— И?
— Проводите меня к нему. Я знаю, вы — барон Магель, новый владелец этой виллы.
— Да, я барон Магель, и я — новый владелец Дома Роз. Но не вижу связи между тем, кто я есть, и вашим желанием. Господин Чехов проходит курс лечения. Посещение его дозволительны только ближайшим людям — матери, сестре, жене и братьям.
— Но поймите, мне нужно!
— Сейчас важно то, что нужно господину Чехову. Впрочем, вы можете изложить причину видеть господина Чехова мне, и если она будет серьезной, я подумаю, что можно будет сделать.
— Это личный вопрос.
— Тогда позвольте пройти, сударыня, — и я попробовал вежливо высвободить руку, за которую она меня поймала.
— Хорошо, — согласилась дама. — Я скажу. Я открываю пансион, а Антон Павлович обещал написать об этом в газете.
— Когда состояние господина Чехова позволит, я напомню ему об этом, — пообещал я.