Попрыгун
Шрифт:
– Почему? – холодея, спросил я.
– Потому что они едят нас, – со странным истерическим надрывом ответил старик. – Ты ведь тоже метаморф, как и твой друг. Вам нужна белковая пища для бесконечных преобразований… сырое мясо… Или это не так?
– Не так, – резко обрубил его я. – Мы совсем другие, и в плоти не нуждаемся.
Старик саркастически фыркнул.
– Может быть, ты, но не твой друг.
– Давай ближе к делу, дедуля, – ласково попросил я. – Метаморфы-то взялись откуда? Или на вашей планете это обычное явление?
– Не совсем, – осторожно произнес
– А конкретнее?
Старик замолчал и долго кряхтел, звеня цепью, а потом все же продолжил.
– Метаморфы были выведены искусственно. Ну, на случай войны, или еще каких действий. Их тщательно охраняли, дрессировали… Нам всегда говорили, что они безвредны, особенно в дневное время. Во время новолуния их крепко запирали…
– Полнолуния, – поправил за стеной Кевин.
– Новолуния, – упрямо повторил старик. – Когда солнце полностью закрывало луну, метаморфы становились буйными. Но нас это не волновало, ведь их приступы проходили быстро. Но потом ночи стали такими длинными, луна темной, и в один прекрасный день метаморфы выбрались из своих тюрем, устроив нам кровавую баню. Это происходит по всей планете. Они крушат наши дома, уничтожают провизию, но что самое страшное, они убивают и пожирают людей. И с каждым днем их все больше и больше. Они уже живут в наших домах, спят в наших постелях и жрут плоть наших близких.
– Откуда же они берутся? – спросил я, вспомнив виденные до сего момента ужастики. – Их укус заразен?
– Нет, – ответил старик. – Но существует сыворотка. Введенная человеку, она превращает его в метаморфа, и процесс этот недолог.
– Погоди, погоди, – прогудел за стеной Кевин, – из кого делали прежних метаморфов? Из людей?
– Нет, из животных, – ответил Адам.
– И животные сообразили делать себе подобных? Что за чушь ты несешь?
– Я и не говорил, что это стали делать животные… В общем, кто-то из ученых, работающих над созданием метаморфов, решил, что единственный способ пережить времена тьмы, это уподобиться зверю, создать новую расу. К сожалению, у него нашлось немало последователей, да и сыворотки оказалось немало. Теперь метаморфы не только решают, кто пойдет на ужин, но и кто станет им подобным.
– Что-то не выглядели они излишне умными, – с сомнением протянул я.
– Они деградируют, – пробубнил за стеной Кевин. – Когда ты находишься в шкуре зверя, самое страшное в ней остаться навеки. Это очень большой соблазн. Далеко не каждый захочет возвращаться в прежнее человеческое состояние. Плюс дополнительные возможности организма. Ты лучше бегаешь, прыгаешь, хватаешь. Тебя переполняет пьянящее чувство свободы. А все то, что тебя волновало раньше: честь, совесть, стыд, любовь… все это становится ненужным, как аппендикс…
В голосе Кевина вдруг послышалась тоска и еле сдерживаемая одержимая страсть, словно его терзал лютый голод, а он пытался рассказать, каких яств он бы отведал, если бы смог. Мне стало очень неуютно от сознания, что все это время рядом с нами ходил зверь.
– Вам известно что-нибудь об Императоре Авалона? – быстро спросил
– Императоре? – удивился старик. – На Авалоне сотни государств, император которого вас интересует?
– Нас интересует Император Авалона, – раздраженно сказал я. – Тот, кто создал этот мир.
– Наш мир создал бог, – с рассудительной укоризной ответил Адам. – Он же наказывает нас за наши грехи… И терпеть нам всем уже совсем недолго.
– Вы полагаете, что метаморфы истребят вас?
– Нет, я не этого боюсь. Метаморфы, хоть и противны создателю, все же твари божьи, отвернувшиеся от бога в момент страха. Мы будем наказаны им все: и люди, и метаморфы… И кара неминуема. Мы все умрем.
– Почему? – тихо спросил я, опасаясь услышать что-то ужасное. И мои ожидания оправдались.
– Потому что через два дня в Авалон врежется комета, – просто ответил Адам.
Признаться, я ожидал чего-то подобного. Но все равно опешил и несколько минут молчал, впав в полную прострацию. Мне совсем не улыбалось просидеть тут еще два дня, когда тот красный треугольник, что мы видели в небе, превратится в пылающий красный шар и врежется в землю, превратив ее в кучу осколков. Несмотря на весь свой опыт скольжения в неведомые миры, все происходящее казалось мне чем-то невероятным и пугающим. На меня охотились, за мной гнались, стреляли из луков, арбалетов и огнестрельного оружия всех мастей, швыряли копья и кухонную утварь. Однажды мне разбили лоб детским горшком. Но никогда прежде мне не приходилось попадать в апокалипсические обстоятельства, где от моей ловкости и храбрости ничего не зависело. Никогда прежде мне не приходилось быть заложником в темнице, откуда я не мог уйти. Потому что даже в самом темном зиндане было хоть чуть-чуть света и я, нацарапав на земле линию, мог пересечь ее и уйти. А здесь я сидел в кромешной тьме, не видя даже собственной руки.
За стеной кашлянул Кевин, и это вернуло меня к действительности.
– Кевин, ты слышал? – спросил я.
– А как же, – проворчал тот. – Веселенькая перспектива. Эти сведения точные?
Адам снова забренчал цепями, перебирая, по всей вероятности, звенья.
– Об этом объявили наши ученые. Даже предположительное место падения кометы известно. Люди в панике бежали с насиженных мест, только все это бесполезно. Мы все умрем…
В надрывном голосе Адама слышалась тоска и нотки приближающейся истерики.
– Что-то мы не заметили паники среди метаморфов, – с сомнением произнес Кевин.
– Да они ничего не понимают, – буркнул старик. – Вы же сами сказали – их инстинкты изменились. Им все равно, что планета через пару дней разлетится на куски.
– Может, и не будет никакой катастрофы, – усомнился я. – Ваши ученые могли ошибиться. Оборотни, насколько мне известно, чрезвычайно чувствительны к разного рода природным катаклизмам – они же наполовину звери. Вот Кевин – метаморф, но он же не чувствует ничего похожего на приближение кометы. Два дня – крайне малый срок и уже наверняка изменились бы какие-нибудь магнитные поля или…