Попрыгунья
Шрифт:
Отвечая на вопросы коронера, он не только подтвердил слова Дэвида о неуравновешенности умершей, но, не говоря этого открытым текстом, сумел создать такое впечатление, что Дэвид как преданный муж сильно преуменьшил ее патологию, которая на самом деле была куда серьезнее. А также привел другие примеры неадекватного поведения невестки.
Силия Стреттон тоже подтвердила все это, добавив, что, бывая в гостях у Дэвида, она не раз с огорчением слышала, как его жена в спальне пронзительно кричит на него по утрам, как сумасшедшая.
– Как сумасшедшая?- неодобрительно повторил коронер.-
– Ничуть,- отрезала Силия.- Если бы вы ее слышали, вы бы сами это поняли. Это был прямо вой, словно человек уже совершенно собой не владеет.
– Господи боже мой,- огорчился коронер.- Крайне печально слышать. Крайне!
Роджер, правда, счел, что Силия малость перестаралась, зато теперь не оставалось сомнений, что до жюри присяжных дойдет: как ни крути, а Ину Стреттон нормальной никак не назовешь.
Силия уже собралась покинуть свидетельское место, когда коронер задал еще вопрос:
– Если вы понимали, мисс Стреттон, что ваша невестка была и в самом деле до такой степени неуравновешенна, то почему вы не посоветовали вашему брату проконсультироваться насчет нее с психиатром?
– Как же не советовала!- с негодованием возразила Силия.- Я советовала. И я, и мой старший брат, мы оба очень этого хотели. Но Дэвид сказал, что уже консультировался с доктором Чалмерсом и, хотя на взгляд доктора, у Ины и в самом деле имеются некоторые признаки психического расстройства, однако не настолько выраженные, чтобы немедленно отправить ее в лечебницу. Но он говорил, что возможно, это может потребоваться когда-нибудь потом.
– Понимаю, понимаю,- торопливо закивал коронер.- Да, мы можем спросить об этом и самого доктора Чалмерса. Да.
Роджер, улыбнувшись, подивился правилам коронерского дознания. Суд, руководствующийся доказательным правом, не позволил бы Силии договорить ее последнюю фразу до финала - очень, между прочим, полезного. Однако, пожалуй, не для доктора Чалмерса, которого, чего доброго, еще и привлекут за халатность.
Кроме того, Роджер не без удивления отметил, что до сих пор ни слова не было сказано о креслах.
Следующим вызвали его самого.
По просьбе коронера он принялся весьма обстоятельно описывать собственную роль в эпизодах, предшествовавших обнаружению тела.
– В соответствии с сообщением, полученным от мистера Уильямсона, я тихонько отозвал мистера Рональда Стреттона в соседнюю комнату и мы вместе с ним направились на крышу, сопровождаемые мистером Уильямсоном.
– Да. Одну минутку, мистер Шерингэм. Что за сообщение вы получили от мистера Уильямсона?
– Он сказал, что нашел миссис Стреттон,- Роджеру, решившему было, что он неплохо овладел языком юриспруденции, пришлось объясняться попросту.- И смею заявить, мистер коронер, что беру на себя всю полноту ответственности за то, что перерезал веревку и сиял тело, не дожидаясь прибытия полиции,- не без елейности ввернул он.
– Ну разумеется. Именно так. Да, вы, разумеется, должны были удостовериться в отсутствии признаков жизни. Да, мистер Шерингэм? А дальше?
Роджер продолжил.
О креслах не было сказано ни слова.
– Именно, именно. Ваш опыт, о котором
– Замечал. Я еще в начале того вечера обратил внимание на миссис Стреттон в связи с услышанным замечанием мистера Уильямсона, обращенного к мистеру Рональду Стреттону,- тут Роджер умолк, нарочно держа паузу.
– Думаю, вы могли бы нам рассказать, что это было за замечание, мистер Шерингэм. Ведь здесь, как вам известно, нас не связывает закон о свидетельских показаниях.
– Мистер Уильямсон сказал: "Твоя невестка, она что, совсем ненормальная, Рональд?"
Смех в зале.
– А-а!- сказал коронер, тоже не без улыбки.- В самом деле? Очень любопытно. Мы спросим об этом у самого мистера Уильямсона. Именно это заставило вас, мистер Шерингэм, обратить на миссис Стреттон более пристальное внимание?
– Именно это. В результате чего я пришел к заключению, что предположение мистера Уильямсона хоть и содержит в себе некоторое преувеличение, однако не лишено оснований.
– Что из замеченного вами привело к подобным выводам?
– После этого я отметил, что миссис Стреттон явно склонна к некоторой аффектации и демонстративноеTM. Ей хотелось постоянно быть в центре внимания,- тут Роджер напомнил о ее дефиле по стропилу, о танце "апаш", упомянуть о коем было просто необходимо, и дополнил это, изложив суть своей беседы на крыше с миссис Стреттон, в ходе которой она угрожала самоубийством.- Боюсь, однако, что не придал тогда значения этой угрозе, сочтя ее очередным проявлением страсти миссис Стреттон к театральным эффектам.
– И вы по-прежнему придерживаетесь этого мнения?
– Нет, теперь я считаю, что ошибался. Не то чтобы меня переубедило последовавшее событие, но теперь мне представляется, что на самом деле миссис Стреттон была куда более психически неуравновешенна и ее мания величия простиралась куда дальше.
– Вы, значит, полагаете, что она простиралась вплоть до самоубийства?
– При достаточно эффектных внешних обстоятельствах,- мрачно ответил Роджер,- да.
И получил позволение покинуть свидетельское место.
О креслах - по-прежнему ни слова.
Роджера это начинало всерьез удивлять. Он был совершенно уверен, что последуют один-два вопроса - где находилось кресло на момент, когда тело сняли с виселицы, или хотя бы о том, было ли там кресло. Но вопросов не последовало. Ему снова сделалось не по себе. Может, все-таки у полиции и правда остался еще какой-то козырь в рукаве?
Следующим свидетелем оказался мистер Уильямсон, и Роджер не сводил с него встревоженных глаз. Прорепетировать с Уильямсоном его роль еще раз утром не хватило времени, и со вчерашнего вечера переговорить с ним практически не удалось, если не считать поспешной инструкции ссылаться на миссис Лефрой в случае, если какая-то подробность вдруг выпадет из памяти. Это было выше человеческих сил - сидеть и молча ждать, выкрутится Уильямсон или нет.