Попутный ветер
Шрифт:
Ничего.
Все было опрятно, учитывая, что любое пространство, заполненное коробками, точно не будет выглядеть аккуратно. Было также удивительно чисто. Но это был не дом. Даже близко к этому. Даже не холостяцкая берлога.
Это было похоже на место, чтобы время от времени останавливаться и хранить вещи.
Это заставило меня чувствовать себя неловко.
Что не заставило меня чувствовать себя неловко, так это когда Шай вернулся в комнату со своей байкерской грацией, выставив грудь напоказ.
Как только я увидела его, я встала на колени и подошла к краю кровати.
Шай, его глаза смотрели
Я обняла его и прижалась губами к его груди.
Он обвил одной рукой мою шею, а другой скользнул в мои волосы, обхватывая затылок.
Вот оно снова, это чувство.
Любимая.
Правильно.
Я оторвала губы от его кожи и положила туда подбородок, увидев татуировку «любовь умирает».
Я видела две татуировки на внутренней стороне его предплечий, и подозревала, что, как и всех братьев, у него была эмблема «Хаоса» на спине. Эти три татуировки были у всех братьев, две татуировки Шай выбрал набить на предплечьях, остальные могли набить где хотят. Эмблема клуба у него на спине, у всех ребят она была на спине. Они получали татуировку на спину в ту минуту, когда клуб голосовал за их полное членство.
Никогда не видя его груди, я не видела единственную татуировку, которая не имела никакого отношения к «Хаосу».
– Любовь умирает? – тихо спросила я, поднимая на него взгляд.
Его рука мягко вцепилась в мои волосы, а пальцы на моей шее слегка впились, и он разбил мне сердце, когда тихо ответил.
– У меня были мама и папа, которых я любил, они умерли. У меня был любимый дядя, который не защитил нас от этой суки, и эта любовь тоже умерла. Однажды ночью когда мне было семнадцать, я слушал, как они ссорятся, а она все еще жаловалась на то, что им нужно кормить еще два рта, одевать еще два тела, чтобы они не могли поехать на Гавайи или еще куда-нибудь, и я знал, что на следующий день ее настроение испортит мне неделю, потому что она всегда вымещала это дерьмо сначала на нем, а потом на нас. Он не прикрывал наши спины во время ссоры, и я знал, что он не будет прикрывать наши спины на следующий день. В ту ночь моя любовь к нему умерла. Я держался, но она ускользнула. У меня было поддельное удостоверение личности, чтобы покупать выпивку, поэтому я вылез из окна и пошел в круглосуточное тату-заведение, – он поднял руку, указывая на татуировку. – И написал это на себе чернилами.
Мой взгляд переместился на татуировку, но вернулся к Шаю, и я немного отодвинулась, когда он слегка наклонился.
Его лицо приблизилось, и он продолжил.
– Я был молод, зол и глуп, сладкая. Я больше не верю в это дерьмо. Но чернила есть чернила, они не исчезают. К сожалению, это напоминает мне о дерьмовом времени в моей жизни каждый раз, когда я вижу ее, – он усмехнулся. – Это также напоминает мне не делать ничего глупого, когда я зол.
Я усмехнулась в ответ.
– Хороший жизненный урок.
Его улыбка исчезла, и он пробормотал.
– Не уверен, что я этому научился.
Я знала, о чем он говорит, поэтому прошептала.
– Шай, не надо. Мы оба облажались и, очевидно, так будет постоянно.
Он прикоснулся своим лбом к моему и вздохнул, прежде чем приказать.
– Двигайся Табби. Я забираюсь на кровать.
Я подвинулась.
– Розали, – пробормотал он.
Вот дерьмо.
Я напряглась, и его взгляд скользнул по моему лицу, в то время как другая рука коснулась моего живота и скользнула вниз, притягивая меня и прижимая ближе к его телу.
Он продолжал говорить.
– Примерно час назад мы встречались. Теперь это не так.
– Шай... – начала я, и его рука на моей талии сжала меня.
– Дай мне закончить, детка, – когда я закрыла рот, он продолжил. – Это было неприятно, для нее это было неожиданно, и она не разозлилась. Ей было больно. Со злостью легко справиться, с болью намного тяжелее. Это отстой. Все кончено. Она милая, сладкая, красивая, она найдет кого-нибудь другого.
– Хм... – начала я нерешительно, – честно говоря, приятно знать, что ты поговорил с ней до того, как мы... официально начали все это, я должна признать, что не уверена, что то, что ты готов полностью избавиться от нее наполняет меня радостью.
– Я понимаю, Таб. Чего ты не понимаешь, так это то, что она – это не ты, – ответил он, и я моргнула, а потом в моем животе потеплело.
Когда я ничего не сказала, он снова сжал меня и продолжил.
– К концу нашего разговора она призналась, что думала о нас с тобой. Время, которое я провел с тобой. Когда я уходил от нее, чтобы ответить на твои звонки. Как ты исчезла на месяц, и я был в дерьмовом настроении весь этот месяц. Ничего из этого я от нее не скрывал. Я знал, что мои мысли были только о тебе, но понятия не имел что и в твоей голове происходит то же самое. Видя, что я знаю, как к тебе отношусь, в конце концов, я перехитрил ее. Это было не круто. Я должен жить с этим. Ты в моей футболке, в моей постели, я думаю, поможет.
– Это довольно жестоко, Шай.
– Это жестоко, но это реально, и лучше, чтобы дерьмо было сделано для нее, для меня и для тебя, чтобы мы все могли двигаться дальше, а я не тащил кота за хвост в бессмысленной попытке смягчить удар для нее, что, в конце концов, только сделает дерьмо еще более дерьмовым.
– Да, но мы с тобой движемся к чему-то хорошему, и, очевидно, поскольку это продолжалось некоторое время для вас двоих, когда она начала это с тобой, она тоже думала, что движется к чему-то хорошему, – указала я.
– Я видел тебя, – ответил он, и моя голова склонилась на подушку, когда я почувствовала, как мои брови сдвинулись.
– Прошу прощения?
– С тем парнем за пределами округа Колумбия. На тебе было красное платье.
Мое сердце сжалось, я почувствовала, что мои глаза стали большими, и я уставилась на него.
Я вспомнила ту ночь. Это была ночь, когда Джейсон взял меня, чтобы увидеть «отверженных».
– Ты меня видел? – спросила я.
– Ты была одна, выглядела красивой, но потерянной. Ты увидела его, он подошел к тебе, ты наклонилась к нему, поцеловала его, заставила его смеяться, а потом он поцеловал тебя. Я видел это. Все это.