Пора охоты на моржей
Шрифт:
Они нашли свободное место, присели, и Владик рассказал про все свои беды.
— Да, попал ты в историю, — задумался Володя. — Вот что, пойдем-ка к нам в роту. Познакомлю с командиром, и там уж что-нибудь придумаем. Сам-то я служу в связи, человек самостоятельный, вот уже четвертый месяц как в командировке. Был на Сахалине. Но одному скучновато, вот я и пристроился к одной роте, встал у них на довольствие и вместе с ней думаю двигаться. Пошли!
Рота располагалась в палатках на пустыре.
— Вот, настоящего чукчу привел, — представил Володя Владика капитану — командиру роты.
— Якой же он чукча,
В палатке аппетитно пахло солдатскими щами. Владик невольно проглотил слюну.
— Сидайте, — предложил капитан и дал команду принести миску со щами.
Владик сказал было «спасибо», но голод давал себя знать. Он с жадностью съел весь солдатский обед. Сытная еда сморила его. Он осоловел, словно выпил стакан водки, и заклевал носом.
— Не горюй, хлопец, уедешь на свою Чукотку, — подбодрил капитан.
Владик остался ночевать, а утром он с Володей пошел в крайвоенкомат. Но деловой капитан опять сказал, чтобы пришел завтра.
— Да, — задумался командир роты. — Знаешь что, хлопец, давай-ка твои документы, пойду с командиром поговорю.
Через полчаса он вернулся.
— Вот так, билет будет. Главное, что документы у тебя в порядке, курсант.
На следующий день Владик с билетом в кармане, забыв обо всех болячках, ехал вечером к знакомым за вещмешком и личным делом в пакете под сургучными печатями. У остановки трамвая толпилось несколько человек. Казалось, можно было спокойно войти в трамвай, но люди почему-то создали толкучку. В дверях его прижали, и он почувствовал, как из кармана стал «выползать» бумажник с билетом и документами. Владик закричал:
— Там же нет денег!
Кто-то локтем уперся ему в шею, не давая обернуться, его стиснули и втолкнули в вагон. Бумажник выскользнул из кармана. Стало как будто чуть свободнее. Владик со слезами на глазах вглядывался в каждого и говорил: «Там же нет денег! Верните! Кто взял бумажник?!» Но все пассажиры были чем-то озабочены, рассаживались по местам, и кто из них вор, определить невозможно. Владик пробрался к кондуктору.
— Остановите трамвай! У меня документы украли! — просил он кондуктора.
— У меня каждый раз обворовывают людей. Буду я останавливать трамвай из-за каждого, — равнодушно ответил кондуктор.
На следующей остановке Владик сошел с трамвая и бесцельно побрел по улице. Куда идти? Что делать? Кое-как прокоротав ночь на вокзале, он утром обошел все урны, надеясь, что документы могли подбросить, обратился в стол находок, зашел в милицию, военную комендатуру, но нигде их не нашел. То же самое было и на следующий день. До отхода судна оставалось трое суток. Безучастный ко всему, голодный, он бродил по морскому вокзалу. Кругом суетились люди, тащили тюки, мешки, чемоданы, загромождая ими проходы, кричали и ругались. Владик начинал ненавидеть этот суетливый грохочущий город с морским вокзалом и куда-то спешащими людьми.
— Ты что это на поверку не приходишь! — вдруг шутливо окликнул откуда-то неожиданно появившийся Володя. — Мы тебя там ждем, а ты здесь околачиваешься!
Владик молчал.
И только в палатке у капитана он выдавил из себя:
— Все документы вместе с билетом украли, — и съежился, ожидая очередной брани и обычных слов о безответственном отношении к документам.
— Помни, — наставительно
— Ясно, — чуть слышно прошептал Владик.
— Встать! — вдруг закричал во весь свой командирский голос капитан. — Как надо отвечать командиру, товарищ курсант?
Владик вскочил, как подстегнутый, стал по стойке смирно, взял под козырек и по-солдатски ответил:
— Есть, товарищ капитан!
— Вот так, а то совсем разболтался, — успокоился командир. — Выполняйте задание!
Назавтра в полночь закончилась шумная посадка, и «Войков» отошел от пирса. Через двенадцать дней он входил в бухту, окруженную черными пустынными сопками с пластами снега в распадках.
Несколько дней прожил Владик у отца своего друга и одноклассника Петьки Павлова, а затем ему подвернулся катер гидробазы, направлявшийся на север. Но катер из-за льдов не смог пробиться в Увэлен и высадил Владика в бывшем поселочке Дежнево, в восемнадцати километрах от Увэлена. Владик, в кирзовых сапогах, курсантской шинели с голубыми погонами, закинул за плечи вещмешок с эмалированной кружкой, ложкой и парой грязного белья и тяжело зашагал по чавкающей тундре.
Дорога вымотала его до предела, поэтому он шел медленно и трудно, ноги в сапогах подвертывались на кочках, и он чуть не падал. На вершине холма у реки Тэювеем присел и долго смотрел на родной Увэлен. Вот он растянулся по всей низкой косе. В центре хорошо знакомая родная школа, появились новые домишки, и весь поселок приблизился к полярной станции. Коса была низкой, и с холма казалось, что поселок стоит на белоснежном льду, которым было забито море. Отдохнув, Владик поднялся и снова зачавкал по тундре.
Вот и лагуна. У мыска Эмлытатын, где в древности увэленцы промывали и просушивали моржовые кишки для дождевиков, у берега бродил в воде в замызганной и засаленной кухляночке какой-то мальчишка и так же, как и Владик в детстве, колол острогой из толстой проволоки камбал. Владик остановился и вгляделся в парнишку.
— Айнагу! — узнал он младшего сынишку Келевги и серьезно, как взрослый, сказал по-чукотски: — Эпьючитке! Не броди глубоко!
Мальчишка обернулся, сначала испуганно, а потом удивленно посмотрел на него и, прошептав «Вля-а-тик!», бегом рванул в поселок, показывая белые, размокшие, похожие на лепешки, подошвы своих торбазишек. А Владику стало радостно от произнесенного чукотского слова. Вскоре он был окружен толпой сверстников, которые привели его в небольшую комнатку, где жили отец и мать.
Отец не стал с ним бороться, как Тарас Бульба со своими сыновьями, но крепко прижал его худое и костлявое тело правой култышкой к себе.
— Наконец-то добрался, сынок! — проговорил он и пощекотал его своими жесткими усами.
Мать нежно поцеловала и тут же закрутилась у печки.
Весь вечер у них были гости. Мать на керосинке кипятила уже пятый чайник. Первым пришел Рычып. Он еще больше постарел, сгорбился и стал сильнее прихрамывать. Потом заглянул косторез Таай, а после появился Кагье и сказал по-русски: