Пора охоты на моржей
Шрифт:
Старшина долго упрямился и не хотел отпускать Владика.
— Но я же не сбегу от тебя, — упрашивал Владик. — Мне очень хочется побывать в Увэлене, повидать отца.
И старшина согласился. Приказом по плавбазе Владик был назначен матросом на «Двойку» и вписан в судовую роль. На плавбазе было принято называть катера не по названиям, а по номерам: «Двойка», «Тройка», «Четверка», «Пятерка». Первого, катера самого старшего по возрасту, не было, он затонул где-то на Туманской, но в память о нем нумерацию сохранили. «Двойка» и «Пятерка» были катера с большой осадкой, они совершали морские рейсы.
Старшина «Двойки» Иван Васильевич Добродеев считался одним из лучших и опытнейших
Его противоположностью был моторист Костя Секачев. Маленького роста, подвижный и бойкий, он всегда сыпал шутками и знал массу анекдотов. Старшина и моторист давно работали вместе, сдружились и дополняли друг друга. И Владик, третий член команды, быстро сошелся с ними.
Катер «Двойка» с плавными обводами, грудастый, с широкой и просторной палубой выглядел солидно в сравнении с другими. На нем стоял японский одноцилиндровый мощный дизель «Йокагама». Дизель давно устарел, но его не меняли, так как работал он бесперебойно и был нетребователен к солярке. Верно или нет, но на плавбазе рассказывали, как «Двойка» в сорок втором году пришла из залива Креста на моржовом жиру. Правда, вся надстройка на катере из белой стала черной, из выхлопной трубы летели клочья темной вязкой гари, а вся палуба покрылась липким жиром и по ней невозможно было пройти. Чтобы запустить двигатель, Косте Секачеву надо было затратить полтора-два часа. Сначала он добела грел специальными паяльными лампами шары у форсунок, затем брал ломик и проворачивал огромный и тяжелый маховик. Когда шары нагревались до нужной температуры, которую мог определить только сам моторист, он снова вставлял в паз маховика ломик и резко, сколько хватал сил, налегая всем телом, проворачивал его. Раздавался глухой сильный выхлоп, через полминуты — второй, через несколько секунд — третий, а потом все чаще и чаще. И теперь дизель мог работать не останавливаясь всю навигацию, следи только за горючим и маслом.
Когда в сорок четвертом году на плавбазу пришли новенькие красивые американские четырехцилиндровые дизели, запускавшиеся стартером, и один из них предложили Ивану Васильевичу, они с мотористом категорически отказались от нового двигателя.
— Не верю я в эту американскую технику. На ней только в реках да озерах плавать, — и не стал ставить новый двигатель.
Двадцатого июня лиман вскрылся. Через неделю лед вынесло в море, и «Двойку» первой спустили на воду. А еще через неделю, загрузившись в Анадыре, она пошла по лиману к Русской Кошке. Но здесь встретились паковые льды, и Иван Васильевич не рискнул выходить в море, хотя Владик пытался убедить его, что ничего страшного нет и между льдинами можно проскочить, а там, дальше, будет чисто. Чукчи не боятся таких льдов. Старшина, словно не слышал Владика, развернул «Двойку» и пошел в Анадырь.
Снова вышли через десять дней. На этот раз море было совершенно чистым и спокойным. От мыса Низкого взяли курс на мыс Беринга к бухте Преображения, где быстро разгрузились, и на второй день пришли в порт Провидения. Здесь «Двойка» поступила в распоряжение директора Чукотской районной торговой конторы. Несколько дней простояла она у пирса. Ждали указаний нового начальника, хотя задание было определенное.
Старшину
— Ну, трогаем! — директор дружески похлопал старшину по плечу.
— Сейчас шары будем греть, часик придется подождать, — нисколько не радуясь, ответил Иван Васильевич.
— Какие шары? — и директор подозрительно посмотрел на старшину.
— Дизель пускать будем, — пояснил старшина. — Надо было заранее сказать, во сколько выходим.
— Ну, не сердись, не сердись, старина. Мы подождем, — и директор со свертками и чемоданчиком, как хозяин, спустился в кубрик, за ним еще человек пять.
Пока Костя грел шары, в кубрике появились на столе бутылки с коньяком, спиртом и груда закуски. Спуск в кубрик был из рубки, и в открытые двери было видно все, что делается внизу.
Старшина нервничал. Все это ему не нравилось. Он позвал директора:
— Петр Петрович, не надо бы это, — показал он на бутылки.
— Ну что ты, дорогой, мы не пьем, а просто на дорожку на прощание, — отшутился директор, а потом строго добавил. — Старшина, надо все же соблюдать субординацию, не советую делать мне замечания, командовать буду я, — и спустился в кубрик. — Пусть твой юнга чаек приготовит и еще что-нибудь горяченькое, — донеслось оттуда.
Иван Васильевич ничего не сказал Владику, сжал тонкие губы и дал звонок в машинное отделение. А когда катер был уже на выходе из бухты, в кубрике стало шумно и весело, разгорелись споры по вопросам международной политики: жалели Рузвельта, ругали Трумэна. Владик, прибрав все швартовые концы и закрепив их, стоял в рубке рядом со старшиной, а Костя пристраивал себе постель в машинном отделении. Он был большим охотником поспать, но работу двигателя чувствовал и во сне. На траверзе мыса Чаплино из кубрика открылась дверь, и в рубку поднялся раскрасневшийся директор.
— Ну как? — встал он рядом со старшиной. — Идем?
— Идем, — сквозь зубы ответил старшина.
— Иван Васильевич, надо будет зайти на Кукунские горячие ключи, — и потер руки. — Погреемся там. Ха-ха!
— Я не могу это сделать. Здесь есть запретные зоны, в лоции они не указаны, и нас могут арестовать. Я не имею права.
— Ну ты уж не городи, пожалуйста! Никаких зон тут нет. На ключи надо зайти обязательно, — категорично повторил директор, напомнил, что нужен чай, и спустился в кубрик.
— И где эти чертовы ключи находятся? — передав штурвал Владику, рассматривал лоцию старшина.
— Я бывал там,— ответил Владик. Ему очень хотелось помочь старшине, — Пройдем Сенявинским проливом, я сразу же вспомню,— и показал на карте, где примерно находятся горячие источники.
— Иди, приготовь им чай,— и старшина взял у Владика штурвал.
Рано утром «Двойка» стала на якорь в бухте, окруженной высокими сопками, похожей на скандинавский фиорд. Сопки мрачные, черные и неприветливые. И лишь напротив катера была небольшая долинка среди отвесных гор, галечная коса, за ней лагуна, и дальше виднелся яркий зеленый холм. Он как живой цветок выделялся на фоне мрачных гор. Из-под него и били горячие ключи. Там стоял домик, который обогревался горячей водой из источников, были выкопаны и обложены плоскими камнями ямы — ванны. На косе невдалеке — пять яранг чукчей. Серые яранги сливались с темными горами — не сразу их и увидишь.