Пора по бабам

Южина Маргарита

Клавдия задышала чаще. Катерина Михайловна кинулась на кухню и принесла пивную кружку чаю с малиновым вареньем. Если малина помогает от простуды, то уж от побоев она просто обязана помочь!

– Кака, ты это… не звони пока Анечке… пусть она ничего не знает. И Дане… тоже. А мы… сейчас позвоним Жоре и… пусть он меня в ту клинику засунет, где Катерина Михайловна морщины лечила. Скажем, что я на омолаживание подалась, хорошо?

Акакию очень хотелось позвонить именно Анечке. И еще Дане. Но… Пришлось набирать номер Жоры.

– Жора! Срочно к нам! – завопил

он в трубку. – У нас Клавдию Сидоровну кто-то пытался убить. Да не рассчитали массу тела… С физикой, говорю, у людей хреново!.. Да ты все равно не знаешь, давай немедленно приезжай! И еще – захвати свою записную книжку!

Клавдия тихонько потеряла сознание, потом Петр Антонович добросовестно отходил ее по щекам, и бедняге пришлось прийти в себя.

– Что это, батенька, вы так руки-то распустили? – буркнула она, отпинывая отчима.

– Да как же! Ведь без сознания ж… – оправдывался тот.

Акакий метался возле журнального столика – это он виноват! Конечно! Это Оленька взяла и чуть не погубила его жену! Он за ней так и не уследил!

Душа его рвалась и требовала масштабных решений. Покидать больную супругу было немыслимо, поэтому он снова кинулся к телефону. Сейчас он позвонил Ирине и даже подруге семьи – Агафье Эдуардовне. Хотел еще звякнуть родителям Клавдии, да вовремя опомнился – та лет с двадцати была сиротой.

Клавдии было худо, она еще раз попыталась потерять сознание, но Петр Антонович наметанной рукой с одного удара привел болезную в себя. Короче, к тому времени, когда прибыл Жора, Ирина и Агафья Эдуардовна, Клавдия могла похвастаться не только покалеченной рукой, но и свежими синяками на скулах.

– Вот! Узнаю Клавдию! – высоко вздернула палец Агафья. И отчего-то радостно продолжала: – А я всегда говорила, Клава, снесут тебе где-нибудь башку! Но ты навсегда останешься в моем сердце, как Жанна д’Арк!

– Не понимаю ваших восторгов! – фыркнула Катерина Михайловна.

К подруге невестки у нее были особенные чувства – с одной стороны, ей всегда было с ней весело, а с другой – весело было не только ей, но и Петру Антоновичу.

– Клава, я знаю, это Оленька тебя так, – наконец решился Акакий и скорбно повесил голову.

– Чего это, интересно, если кому башку снесли, так сразу и Оленька? Почему сразу я?! – раздался тоненький голосок Оленьки.

Господи, и как она-то сюда просочилась? Он даже не заметил! Надо же – взять и ляпнуть такое в самый неподходящий момент!

– А я… я все-таки считаю, что это вы над моей женой так надругались… – налился свекольным румянцем Акакий. Деваться все равно было уже некуда.

– Что-о-о? – задохнулась девчонка. – Вы… меня подозреваете?.. Меня?.. Ну… вы что же, думаете, если я вас люблю, так буду выслушивать всякую там клевету?

Оленька била в десятку. Акакий только было собрался с мыслями, чтобы припечатать девицу париком и иномаркой, как до него дошел смысл сказанного. Сам собой раскрылся рот, а глаза налились подозрительной влагой. Господи, боже мой! Неужели – свершилось? Неужели, кроме Клавдии, еще нашлась дурочка?..

Что ж он такое говорит-то?!! И правильно! И втюрилась! А потому что – он еще мужчина-ягодка! Только… А что теперь делать-то? Ах ты ж батюшки… Нет, ну ее понять можно – не каждый день встречаются мужчины с богатым внутренним содержанием. Не все же любят денежных туполобых воротил, Оленька вот, например, совсем даже не такая. На кой хрен ей богатый, если у нее самой такая иномарка… Ну теперь все ясно, это меняет дело, меняет дело… это все объясняет… все объясняет…

Акакию совершенно не хотелось думать, как может любовь к нему объяснить наличие у бедной девушки машины и ее присутствие возле дома Даниила в парике, он только тупо про себя повторял: «Все объясняет», и пытался спрятать самодовольную улыбку. Правда, торжествующий взгляд все же разбрасывал и на Петра Антоновича, и на Жору, и даже на Ирину, дескать, ну, каков я? Хорош? Девчонка-то, несчастная, влюбилась. Прям не знаю, что и делать с ней… Однако никто его взглядов не замечал, так как все всерьез были обеспокоены здоровьем Клавдии. Даже сумбурное Оленькино признание никакого эффекта не произвело.

– Клавдия Сидрна, а давайте я вас в ту клинику определю, – запоздало догадался Жора.

– Так я тебя и хотела попросить… – слабела с каждой минутой боевая подруга. – Только… меня бы не высоко, а то знаю я их, попади к этим врачам, месяц держать станут, а мне потом и погулять захочется… И потом, – добавила она шепотом: – Жора, у нас же так дело-то и не раскрылось. Нам же надо, чтобы я выйти могла, когда захочу, и ко мне чтобы мог прийти кто нужно.

– Это кто же тебе нужен? – выпятил хилую грудь Акакий. Сегодня он был на коне и не мог позволить порочить себя недостойными намеками.

Клавдия только вытаращила глаза:

– Как это кто! Вот вы, например, найдете подозреваемого, и кто его будет допрашивать? Жора?

– А чего? Я могу…

– Да ни фига ты не можешь! У тебя вон физия до сих пор от синяков не отошла. Только начнет заживать, тебе ее опять Манька расквасит. А кто еще? – раздухарилась Клавдия. – Может быть, ты, Кака?

– Может быть, я, – осторожно подтвердил Акакий Игоревич.

Клавдия думала только минуту. Она-то нисколько не сомневалась, что допрос – не Какина песня, просто не могла подобрать убедительных слов.

– Я не знаю, но у тебя такое лицо морально неустойчивое… Знаешь, Кака, ты похож на вора-форточника, которого еще не поймали. Тебе как-то люди не очень доверяют.

Клавдия все же была еще очень слаба. Она откинулась на подушку и, глядя в потолок, вдруг заговорила:

– А вы знаете… я уже знаю, кто убийца. У меня раньше кое-что не срасталось, а теперь все на своих местах. И… еще одна штучка имеется… короче, я еще немножко подлечусь, и будем брать…

– Клавочка! А куда к тебе приехать-то завтра, а? – сложила ручки под грудью Катерина Михайловна. И уже строго рявкнула на Жору: – Георгий! Ну и куда нам завтра ехать?! Надеюсь, ты не поскупился? И у Клавдии будет достойная палата?