Пора Сецессионов. Выставочные стратегии русского модерна
Шрифт:
Глава 2. Сезон 1896: Бенуа, Мутер и «школа» на экспорт
Присутствие русского искусства в немецкоязычном выставочном контексте и его освещение в прессе оставались эпизодическими вплоть до появления второго издания книги Рихарда Мутера Die Geschichte der Malerei im 19. Jahrhundert. Автором одной из ее глав, которая была посвящена русским художникам, был Александр Бенуа [65] . Обстоятельства создания этого текста не единожды описаны в мемуарах Бенуа, и в дальнейшем глава переросла в отдельную книгу на русском языке. Для автора этот текст стал первым серьезным шагом на стезе художественной критики. Книга Мутера выходила томами, и, когда в 1893 году появился третий том, включавший раздел о русских художниках, круг Бенуа встретил его с большим воодушевлением как знак признания коллегами за рубежом не столько национальной школы, сколько их видения истории и непринятия академизма и подходов реалистической живописи. Как об этом вспоминал в середине 1910-х годов Дмитрий Философов, Бенуа не слишком активно
65
Benois A. Russland. P. 324–266.
В конце 1880-х – начале 1890-х число русских художников, участвовавших в международном смотре в мюнхенском Стеклянном дворце, росло. К примеру, в 1889 году два представителя старшего поколения, Иван Айвазовский и Алексей Кившенко, отправили на выставку по два произведения, а в 1890 году по одному произведению прислали Константин Крыжицкий и Ян Ционглинский. Все они выступали как представители империи, хотя трое по происхождению были связаны с миноритарными культурами (польской, украинской, армянской). В 1892 году на 6-й международной выставке в Стеклянном дворце были показаны работы Марка Антокольского, Николая Дубовского, Ивана Ендогурова, Сергея В. Иванова и других (Лапшин В. Из истории художественных связей России и Германии в конце XIX – начале XX века. С. 203). Их выступления, и в особенности те, что отмечены призами, были замечены местными изданиями. В 1892 году Антокольский был отмечен золотой медалью за скульптуру «Христианская мученица» («Не от мира сего») (1887) и вместе с ней – высокую оценку своего друга Владимира Стасова в статье, помещенной в «Новостях и биржевой газете» (Стасов В. Торжество Антокольского в Мюнхене). Вскоре после выставки работа была продана в коллекцию Павла Третьякова, по заказу которого она и была исполнена. В 1895 году такое же признание в Мюнхене снискал Илья Репин за работу «Запорожцы пишут письмо турецкому султану» (1880–1891). Еще одной заметной фигурой в 1890-е был Павел Трубецкой – он приобретал все большую известность и признание, в том числе и как участник европейский выставок.
66
Философов Д. Юношеские годы Александра Бенуа, 1885–1899.
В 1895 году Бенуа получил приглашение от Адольфа Паулюса, председателя Мюнхенского сецессиона, принять участие в организации отдела выставки с подборкой картин русских художников. Паулюс, в частности, просил организовать экспозицию русской «мистической школы». В июле того же года Бенуа сообщал Вальтеру Нувелю:
…Месяц тому назад получаю из Мюнхена письмо со штемпелем Secession на конверте. Оказывается, что пишет мне Paulus Konigliche wirk[liche] Rath, по всей видимости директор выставки. Он просит меня взять, так сказать, устройство Отдела Русской Мистической школы на выставке в будущем году в Мюнхене. Ему посоветовал обратиться ко мне Muther [67] .
67
Бенуа А. Письмо Вальтеру Нувелю, июль 1895.
Сообщив другу, что разуверил Паулюса в существовании подобной «школы» в России, [68] Бенуа тем не менее довольно уверенно подытоживает, что «простой Неорусский Отдел» мог бы стать решением в этом деле, поскольку художников, работавших с темами, которые, по видимости, интересовали организаторов в Мюнхене, в России было лишь немного и они не отличались сплоченностью. Бенуа продолжает:
Устройство этого я брал на себя. Но до сих пор ответа нет. Сообщи это Баксту и Сереже. Особенно последнему, быть может он съездит по дороге в Мюнхен и переговорит с ним [69] .
68
О реакции Бенуа на вопрос о «мистических» тенденциях среди художников того времени см. подробнее у Raev A. Von „Halbbarbaren“ und „Kosmopoliten“.
69
Бенуа А. Письмо Вальтеру Нувелю, июль 1895.
Из-за недостатка опыта Бенуа, конечно, сомневался в возможности проведения подобного отдела и с тревогой ждал ответа своего собеседника. Впрочем, хотя художник и осознавал значимость подобного события, это начинание не приобрело для него первостепенного значения, о чем свидетельствует тот факт, что письмо Нувелю начинается с фразы «Совершенно забыл о Paulus’ e» и по видимости было написано вслед предыдущему (хотя чистосердечность Бенуа может быть поставлена под сомнение). Нерешительный тон также свидетельствует о том, что он не стремился быть единственным организатором и даже был готов перепоручить ведение переговоров Дягилеву. Вспоминая обстоятельства обоих событий, Бенуа признавал, что в действительности именно Дягилев больше подходил на эту роль:
В сущности, и к Сереже следовало одному
Паулюс двигался инстинктивно и на основании своих беглых знаний сделал вывод о существовании локального движения или группы художников, разделявших определенную эстетику. Как человек своего времени, он мыслил категориями национальных школ, которые выступали основной единицей на международных художественных выставках. Это касалось как относительно независимых инициатив, таких как Мюнхенский сецессион, так и более крупных выставок.
70
Бенуа А. Мои воспоминания. Т. 2. С. 87.
Бенуа, несомненно, был очень польщен предложенной ему миссией. Даже если исходить из того, что фигура Паулюса ранее не была известна ему, впоследствии художник отзывался о Паулюсе как о прогрессивной личности в немецкой художественной сфере и вспоминал, что тот сотрудничал в качестве эксперта с Паулем Кассирером, известным берлинским арт-дилером [71] . Более того, после открытия выставки Дягилев высоко отозвался о Паулюсе, утверждая, что тот «пропагандировал и прямо даже создавал [в глазах критиков и публики] целые школы, до того неизвестные» [72] . Трудности, с которыми Бенуа столкнулся при реализации этого отдела, как и относительно скромные результаты, заставили его расценить опыт как неудачный:
71
Бенуа А. Мои воспоминания. Т. 2. С. 87.
72
Дягилев С. Европейские выставки и русские художники. Цит. по: Зильберштейн И. и др. Сергей Дягилев и русское искусство. Т. 1. С. 55–57.
Оглядываясь теперь на это далекое прошлое, я удивляюсь, почему я сам не попробовал переложить эту обузу со своих плечей на плечи моего друга – однако в те дни я еще питал относительно себя и своих возможностей известные иллюзии и, напротив, собирался в дальнейшем играть какую-то активную роль, вовсе не ограничиваясь ролью какого-то закулисного суфлера-вдохновителя. Обуза же заключалась в том, чтобы собрать группу русских передовых художников, для которых выставочная комиссия Гласс-паласта [Стеклянного дворца] предоставила целое отделение [73] .
73
Бенуа А. Мои воспоминания. Т. 2. С. 87.
Прагматично признав, что отсутствие результата объяснялось его нехваткой навыков, он делал вывод:
Такие предприятия не устраиваются сами собой, без непрестанного напоминания, понукания устроителя, а у меня именно ни темперамента, ни выдержки и не было [74] .
Примечательно и то, как Бенуа обосновывал неуверенность в себе, которую испытывал в то время, считая нецелесообразным давать старт подобным предприятиям за рубежом, прежде чем пробовать свои силы на родине:
74
Бенуа А. Мои воспоминания. Т. 2. С 88.
Но кого было приглашать? Мы сами, наш кружок друзей в собственных наших глазах представлялись нам слишком еще незрелыми и незначительными, и сразу, не проверив себя в родной обстановке, выступать, да еще за границей на международном состязании, казалось неблагоразумным [75] .
Проблема заключалась не только в отсутствии опыта, но и в том, что никто из будущих учредителей группы «Мир искусства» не был знаком лично с художниками, которые подошли бы для этой выставки. По словам Бенуа, несмотря на то что многие из его товарищей уже давно прошли «самообучение» в виде путешествий, чтения, музыки и театра, они все еще чувствовали себя неуверенно и не решались напрямую вступать в контакт с уже известными художниками. Так или иначе, задача, предложенная руководством Сецессиона, позволила Бенуа попробовать свои силы. Он поспешил воспользоваться случаем во время 14-й передвижной выставки в Петербурге в феврале 1896 года.
75
Бенуа А. Мои воспоминания. Т. 2. С. 87.
По вполне логичному замыслу Бенуа, для выставки в Мюнхене должны были подойти работы молодого поколения москвичей-передвижников. Выбор именно московских художников был обусловлен тем интересом, который будущий костяк «Мира искусства» питал к этим авторам, посещая их выставки в конце 1880-х – начале 1890-х. Бенуа хотел пригласить художников, способных передать определенное общее настроение, или по крайней мере тех, чьи отдельные произведения сочетались бы друг с другом:
Для нас, особенно для меня, не было сомнений, что если бы собрать их всех воедино, то получилось бы удивительно внушительное целое … [76]
76
Бенуа А. Мои воспоминания. Т. 2. С. 88.