Поражение на море. Разгром военно-морского флота Германии

Беккер Кайюс

А тем временем напряжение в штабе ОКМ в Берлине нарастало. На одном из последних совещаний Гитлер, всегда благоговейно относившийся к числам, ознакомил генералов со своими расчетами, касавшимися количества снаряжения, оружия, пушек и танков, которые можно уложить в трюм одного судна. Он объяснил, сколько придется сражаться с Советским Союзом, чтобы уничтожить то, что может быть отправлено на дно моря, если нанести удар по конвою.

Немецкие армии, сражавшиеся на Восточном фронте, столкнулись с отчаянным сопротивлением. Уже не за горами была сталинградская катастрофа. Учитывая изложенное, Верховное командование вермахта (OKW) обратилось к командованию ВМФ с

требованием приложить максимум усилий, чтобы остановить подвоз оружия и других военных грузов северным путем в Мурманск.

Именно по этой причине Кумметц вывел в море свою эскадру, состоящую из двух тяжелых крейсеров и шести эсминцев. В канун нового 1943 года он намеревался встретить очередной арктический конвой. Перспективы казались неплохими: опасности разминуться с противником не было, а малочисленность эскорта могла внушить оптимизм.

Утром 31 декабря в Берлине было получено сообщение с одной из преследовавших конвой подводных лодок. Немецкие корабли вступили в контакт с противником. Предрассветные сумерки озарились яркими вспышками выстрелов, грохот был слышен на много миль вокруг. Предполагалось, что Кумметц сначала выяснит отношения с вражескими эсминцами, а потом без помех приступит к уничтожению торговых судов. Благодаря огневому превосходству у немцев не должно было возникнуть никаких трудностей. По крайней мере, так считали в штабе ОКМ. Сообщения, поступавшие с подводных лодок, были обнадеживающими. Корабли эскадры хранили радиомолчание. В 11.00 с подводной лодки сообщили:

«Грохот стрельбы становится громче. Много судов горит. В небе красное зарево».

Часом позже в штаб поступило единственное сообщение от адмирала Кумметца. Оно содержало всего три слова: «Я вышел из боя». Чем не повод для оптимизма? В Берлине и «волчьем логове» воцарилась почти праздничная атмосфера. Слова «красное зарево» могли означать лишь одно: «Хиппер» и «Лютцов» подожгли все вражеские корабли, которые затем затонули. Весь конвой с военными грузами уничтожен. Это огромный успех немецкого военно-морского флота. Такой замечательной победе нельзя не порадоваться. Вероятнее всего, судьба, в течение 1942 года не всегда проявлявшая благосклонность к немецкой армии, теперь решила сменить гнев на милость.

Вечером Гитлера посетили несколько визитеров, явившихся поздравить его с Новым годом. Гиммлер, Риббентроп, Шпеер и остальные застали фюрера в превосходном настроении. Он по секрету сообщил гостям, что нацию ожидает великолепный сюрприз. Всего несколько часов назад потоплен гигантский конвой, который вез в Россию военные грузы. Утром об этом будет объявлено немецкому народу и всему миру.

Тем временем стрелки часов неумолимо двигались к цифре 12, а новой информации не было. Гитлер начал ощущать беспокойство.

– Почему у меня до сих пор нет рапортов с кораблей? – нетерпеливо вопрошал он.

– Кумметц еще на пути домой, – отвечал представитель ВМФ в ставке вице-адмирал Кранке, – он не может выдать себя, выйдя в эфир. Когда он вернется на базу, мы получим подробную информацию.

– Но когда же это будет? – капризничал фюрер. – Кранке, мне нужна информация!

В Берлин был отправлен срочный запрос. Ответ не заставил себя ждать. Из штаба сообщили, что, судя по примерным координатам места, где происходило сражение, полученным от подводных лодок, корабли должны были вернуться на базу вечером. Вечер давно наступил, а информации еще не было. Штаб хранил молчание: там не знали, вернулись ли корабли.

Пока еще никто не ведал, что в результате прямого попадания в одну из машин «Хиппера» эскадра идет домой на пониженной скорости; в норвежских фьордах свирепствует буря; с ночи, когда корабли встали к причалам, радиосвязь с Берлином прервана.

Нервное возбуждение

все сильнее овладевало фюрером, в ту ночь он так и не смог сомкнуть глаз. Каждый час в Берлин отправлялись запросы о положении дел. Фюрер упорно требовал новостей. Но штаб ОКМ хранил молчание. Сообщать было нечего.

Следующее утро началось с новостей, которые произвели эффект разорвавшейся бомбы. На рассвете первого дня Нового года Гитлеру не суждено было возвестить миру о блестящей победе немецкого оружия. Вместо этого он услышал по радио новости, повергшие его в настоящий шок. Все радиостанции союзников передали следующее сообщение:

«Великолепная победа нашего военно-морского флота над превосходящими силами врага. Вчера немецкие корабли атаковали слабо охраняемый арктический конвой. Благодаря своевременным и умелым действиям эскорта эсминцев под командованием капитана Р. Шербрука противник был отброшен и понес серьезные потери. Конвой достиг порта назначения без потерь. Один немецкий эсминец затонул, крейсер получил тяжелые повреждения. Адмиралтейство с прискорбием сообщает о потере нашего эсминца „Акатс“.

Фюрер не привык так легко мириться с крушением своих радужных надежд. Едва оправившись от шока, он заподозрил, что здесь что-то не так. Не то чтобы он обвинял союзников в широкомасштабной дезинформации, но своим адмиралам он доверял больше. И конечно, первым делом решил, что от него что-то скрывают. Все присутствовавшие на первом утреннем совещании на своей шкуре ощутили силу гнева фюрера. Ведь он еще не получил доклада с кораблей. Руки Гитлера дрожали, он кричал так громко, что периодически срывался на визг. В конце концов он потребовал, чтобы его офицеры немедленно звонили в штаб ОКМ в Берлине, причем с его телефона и в его присутствии:

– Я требую, чтобы мне немедленно предоставили подробнейший отчет, сейчас же, сию минуту, вы меня поняли? Пусть они немедленно свяжутся с кораблями. Я должен знать, что там случилось, из первых рук. И мне плевать, что это нарушает установленный порядок. А любые возражения, которые могут выдвинуть адмиралы, интересуют меня еще меньше!

Редер и офицеры его штаба пребывали не в лучшем настроении. Но они понимали, что у Кумметца, очевидно, были серьезные причины для молчания. Очевидно, было верхом безответственности принуждать его выйти в эфир, пока точно не известна обстановка. Поскольку телефонная и телеграфная связь бездействовала, из Берлина начали посылать радиосообщения. Но погодные условия на севере Норвегии оставались такими, что не доходили даже радиосигналы.

Но сообщения продолжали регулярно идти. В пустоту. Только поздно вечером был получен первый, далеко не полный отчет адмирала Кумметца. Его оказалось недостаточно, чтобы успокоить разбушевавшегося фюрера, который теперь считал, что его жестоко обманули. Адмирал Кумметц коротко докладывал, что был вынужден выйти из боя, в процессе которого успел поджечь несколько вражеских эсминцев, потому что на сцене появились британские крейсера, а „Хиппер“ получил прямое попадание в одно из машинных отделений, в результате которого лишился одного двигателя. И все.

К пяти часам утра фюрер уже потерял способность соображать. Он неистовствовал. В этот необычный для аудиенций час, когда нормальные люди отдыхают, он вызвал к себе вице-адмирала Кранке. При виде изрядно побледневшего подчиненного Гитлер, не спавший уже более 40 часов, дал волю обуревавшим его чувствам – гневу, раздражению, разочарованию. Виноватыми в поражении оказались корабли.

– Я не желаю больше слышать об этих посудинах! – вопил он. – Только из-за них я стал всеобщим посмешищем! Стоит послать их куда-нибудь – тут же пожалеешь об этом. С таким оружием можно окончательно лишиться престижа! Эти лоханки никому не нужны и совершенно бесполезны.