Поражение на западе. Разгром гитлеровских войск на Западном фронте
Шрифт:
В день высадки союзных войск в Нормандии Дитрих находился в Брюсселе в штабе своего соединения – 1-го танкового корпуса СС. Поскольку он напрямую подчинялся фон Рундштедту, то был немедленно вызван в Париж. В пять часов вечера 6 июня корпус получил свой первый приказ: выступить из окрестностей Кана и сбросить британцев в море. Для выполнения этой задачи в распоряжении Дитриха были 12-я танковая дивизия СС «Гитлерюгенд», 21-я танковая дивизия, уже находившаяся на месте событий, и учебная танковая дивизия, которая должна была подойти незамедлительно. Дитрих сразу разослал приказы генерал-лейтенанту Фойхтингеру в 21-ю танковую дивизию и бригаденфюреру (генерал-майору) Курту Мейеру в 12-ю танковую дивизию СС, которые должны были провести совместное наступление на рассвете 7 июня.
Курт Мейер из 12-й танковой дивизии СС
У Мейера не было ни опыта, ни подготовки, необходимых для компетентного командования в бою 20 тысячами человек и более чем двумястами танками, но он обладал острым тактическим чутьем и целеустремленностью фанатика, что позволило ему выполнить возложенные на него обязанности по обороне Кана. Однако в наступлении он потерпел крах. Как и Дитрих, он сделал военную карьеру благодаря преданности режиму, а не личным способностям.
Фойхтингер, получив свой приказ, сказал Дитриху, что двух танковых дивизий недостаточно для разгрома хорошо закрепившихся британцев; следует подождать подхода танковой учебной дивизии и атаковать силами трех дивизий. Однако начальство заявило Фойхтингеру, что есть только две танковые дивизии, и он должен скоординировать ночную атаку с 12-й танковой дивизией СС.
Фойхтингер рассказывал:
«Около полуночи Курт Мейер прибыл в мой штаб. Наутро мы должны были участвовать в совместной операции с его дивизией, расположенной на моем левом фланге. Я объяснил Мейеру ситуацию и предупредил его, что противник силен. Мейер изучил карту, повернулся ко мне и самоуверенно заявил: «Мелкая рыбешка! Утром мы сбросим их в море!» Мы решили выдвинуться к Дувру и занять позиции ночью. Артиллерийский огонь был таким интенсивным, что надлежащая координация атаки оказалась невозможной. Мейер рванул вперед с пятью десятками танков, но был отброшен. Ему так и не удалось занять исходные для совместной атаки позиции, поскольку его не пропустили противотанковые орудия западных союзников».
Неуверенность и сутяжничество, царившие в тот период в среде немецких генералов, прекрасно иллюстрирует дискуссия, последовавшая за провалом этого контрнаступления. Мейер яростно отрицал тот факт, что его остановили противотанковые орудия противника:
«Мы не смогли добиться нужных результатов 7 июня, поскольку на долгом пути к фронту истощили запасы горючего. Я пытался пополнить их, но это оказалось невозможным, поэтому в наступлении я смог использовать лишь половину своих танков». Фойхтингер поднял его на смех: «Если у Мейера не хватало горючего, почему он не сказал мне об этом? Если бы он попросил, я дал бы ему все, что нужно». Когда Дитриха спросили, какое из этих объяснений ближе к истине, он поддержал Мейера: «Сейчас Фойхтингеру легко говорить, что 7 июня он дал бы Мейеру горючее, но в то утро он точно ответил бы: «У меня ничего нет».
Подобную несогласованность в очень важный момент трудно себе представить. Причина, вероятно, кроется в глубоком недоверии и возмущении, которые испытывал офицер регулярной армии вроде Фойхтингера к партийным и эсэсовским выскочкам, как Дитрих и Мейер. Однако, какова бы ни была причина провала этого наступления, в результате две потрепанные танковые дивизии вернулись на окраины Кана и стали дожидаться помощи, чтобы повторить свою попытку.
К 8 июня немецкое верховное командование во Франции было прекрасно осведомлено о намерениях противника и численности английских и американских дивизий. Записи того дня в журнале телефонных переговоров 7-й армии проливают свет на обстоятельства, при которых эта информация была получена:
«06.40.
Начальник штаба 7-й армии – группе армий «Б».
Из воды выловлен английский приказ. Содержание
08.10.
Начальник штаба группы армий «Б» – 7-й армии.
Фельдмаршал Роммель требует срочно сообщить полученную информацию, поскольку утренний телеграфный отчет еще не пришел.
1. Приводятся отрывки из приказа по 7-му американскому корпусу, состоящему из четырех дивизий:
Справа: 7-й американский корпус из четырех дивизий.
З а д а ч а: наступать к северу от плацдарма Карантан – Киневиль и взять Шербур со стороны суши.
Слева: 5-й английский корпус из четырех английских дивизий и две американские дивизии в секторе Кальвадос.
З а д а ч а: взять Байе и соединиться с 7-м американским корпусом в Карантане.
2. Наше собственное положение:
Байе в руках противника... Наступление 1-го танкового корпуса из-за ситуации в воздухе до утра невозможно. Направление удара: север и северо-запад от Кана в направлении побережья. Фельдмаршал Роммель приказывает 1-му танковому корпусу СС как можно быстрее перенести направление главного удара влево силами всех трех дивизий».
Вероятно, 8 июня Роммель еще не знал о провале наступления 1-го танкового корпуса СС. Дитрих, славившийся неточными докладами высшему начальству, видимо, забыл сообщить о том, что случилось с 21-й танковой дивизией и 12-й танковой дивизией СС в Кане. Но где же все это время была третья дивизия, учебная танковая? Находясь всего в 90 милях южнее Кана, в Ле-Мане, она не прибыла на место через семьдесят два часа после высадки! Ее командир генерал-лейтенант Фриц Байерлайн, невысокий, плотный, энергичный человек, служивший в Африке начальником штаба у Роммеля, красочно описал вступление своей дивизии в бои в Нормандии: «6 июня меня подняли по тревоге в два часа ночи. Через Ла-Манш двигался флот вторжения. Мне приказали выступить на север в пять часов вечера. Слишком рано. Весь день не прекращались ожесточенные авианалеты; все понимали, что это поддержка вторжения. Мою просьбу об отсрочке до сумерек не удовлетворили. Мы выступили согласно приказу и тут же подверглись воздушной бомбардировке. К вечеру я потерял двадцать или тридцать танков...
Мы двигались всю ночь с трехчасовой остановкой на отдых и дозаправку. На рассвете генерал Дольман, командующий 7-й армией, приказал мне двигаться дальше; выбора у меня не было. Первый авианалет начался около половины шестого утра. К полудню картина была ужасной. Мои люди называли шоссе Вир – Бени-Бокаж ипподромом для истребителей-бомбардировщиков... Весь наш транспорт был замаскирован ветками и двигался вдоль живых изгородей и лесных опушек. Все перекрестки и мост в Конде были разбомблены. Это не остановило мои танки, но помешало движению вспомогательного транспорта. К исходу дня я потерял сорок бензовозов; было подбито пять танков, более восьмидесяти полугусеничных машин, тягачей и самоходных орудий. Это серьезные потери для дивизии, еще не вступившей в бой. 6 июня я был чуть восточнее Тилли и готов к наступлению.
Мы захватили Эллон и могли бы двигаться дальше прямо к морю, вклинившись между американскими и британскими войсками. Но мне приказали удерживать Эллон, поскольку войска на моем правом фланге задерживались. Из-за массированных бомбардировок я сам отстал от графика на сутки».
Таким образом, даже к 9 июня координированное танковое наступление все еще не представлялось возможным. Мы найдем оценку ситуации высшим командованием в журнале телефонных переговоров 7-й армии:
«17.30.
Разговор фельдмаршала Роммеля с командиром и начальником штаба 7-й армии, находящимися в штабе армии.
Фельдмаршал Роммель... приказывает любой ценой помешать противнику:
1. Захватить крепость и гавань Шербур.
2. Установить связь между двумя плацдармами: тем, что западнее Орна, и другим, что западнее Вира.
Начальник штаба 7-й армии выражает свое мнение: из-за ожесточенного сопротивления южнее Монтебура для быстрого захвата Шербура противник применит больше авиации. Фельдмаршал Роммель не разделяет эту точку зрения и считает, что, поскольку на днях верховное командование ожидает крупный десант на побережье Ла-Манша, противник не сможет задействовать больше авиации...»