Порочная игра

Уэллс Кристина

Вейн и Кристиан стояли друг против друга, едва не бодаясь лбами.

— Ты так и не привел мне ни одного довода, почему я должен прислушаться к твоему мнению, — сквозь зубы процедил Вейн.

Кристиан молча смотрел на него, пытаясь понять, что подвигло их старшего, такого надежного, уравновешенного и разумного брата на поступок, которому невозможно найти объяснения. Обстановка накалилась настолько, что достаточно было искры, чтобы случилось непоправимое.

Но к счастью, беды не случилось.

— Мы твои братья, Вейн, — тихо сказал Кристиан. — Тебе не кажется, что мы имеем право просить от тебя объяснений?

— Нет.

— Понимаю. —

Глаза Кристиана блеснули холодной яростью. Словно бриллианты в свете свечи. — Я хочу поговорить с Вейном наедине. Вы все, выйдите.

Приказ был выполнен беспрекословно.

— Ты знаешь, что эта неприличная спешка создаст сложности для наследника.

У Вейна защемило сердце.

— Не создаст.

— Еще как создаст! Если в течение последующих девяти месяцев родится ребенок, кто даст гарантию, что это не ребенок Коула? Господи, только подумай, какие это вызовет толки. Как мы, твои братья, сможем спокойно смотреть на то, что титул перейдет от тебя к отпрыску Коула?

Из того, что сказала ему Сара, следовало, что рождение ребенка как от первого, так и от второго брака очень маловероятно, но Вейн не желал обсуждать этот вопрос со своим братом. Если Кристиан узнает о том, что Сара не может иметь детей, это заставит его с еще большим ожесточением выступать против.

Вейн медленно выдохнул, пытаясь сохранить контроль над тсобой.

— Послушай меня, Кристиан. Свадьба состоится в четверг, что бы ты мне сейчас ни сказал. Ты все еще хочешь продолжать этот разговор? Потому что чем дольше мы будем общаться на эту тему, тем выше вероятность того, что в итоге мы расстанемся врагами.

Кристиан упрямо сжал зубы. Он едва сдерживал ярость. Но в его глазах просвечивала растерянность. Вейн не хотел, чтобы дело дошло до необходимости выбора между семьей и Сарой. Если бы у него было время подумать… Но они загнали его в угол, и теперь он второпях произнес слова, которые не произнес бы никогда.

— Я хочу знать, на чьей ты стороне, Вейн.

— Я должен держать сторону своей жены. Ты знаешь это. — Вейн провел рукой по волосам. — Конечно, ты прав. Разговоров не избежать. Но что делать? Я скомпрометировал ее, и я должен все исправить. — Вейн поднял руку, жестом требуя от Кристиана, чтобы тот не перебивал. — Я знаю, ты думаешь, что меня загнали в угол, но, поверь мне, все обстоит иначе. — Вейн помолчал. На скулах ходили желваки. — Я хочу ее, Кристиан. Я всегда ее хотел.

— Значит, ты ее любишь.

Вейн лишь опустил голову. Оба молчали. Первым заговорил Кристиан:

— В таком случае больше говорить не о чем. Надеюсь, ты примешь мои извинения за то, что я не разобрался в ситуации. Полагаю, я должен пожелать вам счастья.

Когда за Кристианом закрылась дверь, Вейн упал в кресло и откинул голову на кожаный подголовник. Он смотрел на лепнину на потолке, размышляя, не ввел ли он брата в заблуждение по поводу своих чувств, к леди Саре.

Любил ли он ее?

По правде говоря, теперь Вейн не знал. Все эти годы он никогда не называл свою безнадежную страсть любовью, хотя, если бы от него потребовали дать имя этой страсти, он сказал бы, что любит Сару. Теперь он желал ее еще сильнее, чем прежде.

Но любовь… Сара, которую он узнал за последнюю неделю, совсем не была похожа на ту женщину, которую он боготворил все эти годы. Он думал, что в ней есть нежность, любовь к жизни, сочувствие и доброта.

Обманывал ли он себя? Требование оплатить ее услуги, прозвучавшее

наутро после той ночи, последовавшие затем обвинения в том, что он склонил се к прелюбодеянию, в том, что он солгал ей, — все это Вейн помнил слишком хорошо, чтобы образ Сары, который он хранил в сердце все эти годы, так и остался незапятнанным. Вейн невольно спрашивал себя, не придумал ли он эту женщину. Настаивая на том, чтобы они не имели физической близости в браке, Сара проявляла ничем не оправданную жестокость. Жестокость осознанную. Он не замечал раньше в Саре этой черты.

И он не станет мириться с этой ее чертой, когда они поженятся.

Глава 12

Вейн стоял над торопливо засыпаемой могилой своего соперника, мечтая о том, чтобы они могли так же легко похоронить все беды, что наслал на них этот ублюдок. Но оставалось абсолютно беспочвенное чувство вины, что стояло, как бастионный вал, между ним и Сарой. Вне сомнения, были и другие люди, чьи жизни Коул погубил в неустанной погоне за легкими деньгами.

И один из этих несчастных отчаялся настолько, что прибег к крайней мере: убил Коула.

Вейн не знал, грозит ли жизни Сары опасность со стороны этого неизвестного убийцы, но не исключал такой возможности. И это его беспокоило. Вероятность невелика, но осторожность никому еще не повредила. Если Саре действительно угрожает опасность, то чем скорее она окажется под его защитой, тем лучше.

На похороны пришли немногие. Формальности были соблюдены, и не более того. Надгробная речь, слава Богу, была короткой. Вейн подозревал, что панегирик был составлен Питером Коулом. Только чиновник с немалым опытом мог с помощью расплывчатых формулировок создать более или менее приглядную картину из того, что нельзя назвать иначе, чем уродством и мерзостью.

— Чтоб сгнить тебе в аду, — тихо сказал Вейн, обращаясь к духу Бринсли Коула, и отвернулся.

Только тогда он осознал, что остался у могилы Коула один. Можно было подумать, что из всех пришедших он один искренне скорбел по усопшему. Вейн скривился. Иногда вселенский разум демонстрирует довольно злое чувство юмора.

Вейн направился к выходу с кладбища. Проходя мимо кладбищенской ограды с растущим вдоль нее тисом, представляющим собой сплошную высокую стену, Вейн услышал голоса. Разговор шел на повышенных тонах. Выйдя из ворот, Вейн увидел по другую сторону ограды джентльмена и неряшливо одетую женщину с дешевой шляпкой на нечесаных и грязных светлых волосах.

Не сразу, но Вейн все же узнал джентльмена. То был Питер Коул.

Женщина смеялась. Хриплый, неприятный смешок, в котором совсем не чувствовалось радости. Вейн поспешил уйти, оставшись незамеченным.

Сара не присутствовала на похоронах. В ее семье женщины никогда не ходили на похороны, за исключением похорон государственных деятелей, на которых должны были присутствовать по протоколу. В данном случае она ничего не имела против того, чтобы следовать принятым в семье правилам.

Ее не прельщала перспектива ловить на себе любопытные взгляды и отвечать на неудобные вопросы, тем более что она точно знала, что и взглядов, и вопросов будет больше чем достаточно во время поминок, которые организовала ее мать. Сара знала, какие цели при этом преследовала мать: объявить всем, что Сара свободна и, соответственно, готова к новому браку.