Порочная игрушка
Шрифт:
Но сейчас?
Теперь он, похоже, хочет, чтобы эта женщина сказала ему, что делать.
— Знаете что? Забудьте. Я поговорю с ним позже. Наедине.
Я начинаю выходить из кабинета, когда раздается громоподобный голос:
— Стой.
Его глубокий и авторитетный тон заставляет меня остановиться. Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на него, ожидая увидеть в его взгляде желание и счастье прошлой ночи. Вместо этого его глаза мерцают злостью, а губы сжаты в тонкую линию. К моему ужасу, он не злится
Что я сделала?
— Нат здесь, чтобы помочь нам. Очевидно, что я не справился со своей ролью, — говорит он хриплым голосом. — Я садист и доминант.
С трудом сглотнув, я смотрю на нее. Она улыбается и кивает головой. Несмотря на ее непринужденные манеры, мне не нравится, что она лезет в наши отношения. Почему у нас должны быть роли? Почему мы не можем просто быть собой?
— Тогда кто я? Девочка для битья?
— Джессика, дорогая, — говорит она, — исходя из того, что Бракс рассказал мне, ты мазохист. То, что происходит между вами — это многозначные садомазохистские, а также доминантно-покорные отношения. Он любит причинять боль, ты любишь ее получать. В природе садистов — превращать боль в удовольствие.
Я хмурюсь, но она продолжает:
— Отношения экстремальные, но они положительно влияют на обе стороны. Однако отношения доминант/сабмиссив требуют контроля.
— Ты должна делать так, как я сказал. Без всяких вопросов, — говорит Бракс с ворчанием.
Ее губы изгибаются в улыбке.
— По сути, да. Но не потому, что она должна, Бракс. А потому, что она хочет. Именно это каждый из вас ищет в другом.
— Я не люблю быть под контролем, — спорю я, хотя мой голос дрожит.
— Но тебе ведь нравится боль, что он причиняет тебе? Ты думаешь, что ты мазохист, не склонный к подчинению?
Ее желание навесить на меня ярлык выводит меня из себя. Если бы я хотела помочь своему извращенному мозгу, то нашла бы терапевта шесть лет назад.
— Я не знаю, кто я, — признаю я очевидное.
— Джессика, я хотела бы провести частный сеанс с тобой. Чтобы узнать больше о твоих сексуальных интересах.
— Нет, спасибо. Это не для меня. — Я съеживаюсь от идеи, что доктор разделит на части мой отравленный мозг.
— На самом деле, — говорит Бракс, — это как раз для тебя. Позволь напомнить тебе, что ты согласилась на это — тебе платят достаточно, чтобы ты «притворилась», что согласна.
— Я немного слышала о тех ярлыках, что вы навешиваете на своих пациентов, — я зла, и мой голос становится громче и настойчивее с каждым словом, — но я знаю, что в этой игре должно быть какое-то безопасное слово или подобная хрень. У меня его нет. Я бездомная. Я подписала контракт, и если воспользуюсь этим словом и решу все прекратить, то должна возместить Браксу четверть стоимости. Так что для меня нет никакого «выбора».
Его голос звенит, когда он в гневе произносит следующие слова:
— Я говорил тебе прочесть
— У меня есть для вас решение, — спокойно говорит доктор Гольдштейн, — если вы этого захотите.
Бракс лезет в свою картотеку и пихает договор мне в лицо. На этот раз я просматриваю его более тщательно.
Безопасное слово ПАУЗА. Взаимное согласие требуется от обеих сторон. Иначе: бла-бла-бла, и много гребаных нулей…
У меня есть право остановить это, когда я захочу. Но проблема в том, что мне негде взять эти чертовы нули. Я понуро опускаю плечи.
Бракс награждает меня удовлетворенной усмешкой и забирает контракт назад, благополучно укладывая его на место в шкаф.
— Обучение начинается сегодня, Банни.
Я раздраженно вздыхаю.
— И что же это будет? Наденешь на меня ошейник и заставишь есть из собачьей миски?
Наши взгляды встречаются. С каждым новым вдохом его ноздри подрагивают, и челюсть стискивается с яростью, которая вырывается из глубин его души. Я поражена этим «секс-вмешательством» и мне хочется плакать. Я даже стиснула зубы, чтобы этого не произошло. Где тот мужчина, который обнимал меня прошлой ночью?
— Дюбуа, — кричит Бракс, не отрывая взгляда от меня, — пусть Картье оденет мою игрушку, как шлюху. Я готов преподать ей первый урок.
Отвращение в его голосе обидно. Я знала, что он капризный ублюдок, но это откровенное извращение.
А затем я вспоминаю, как все это закрутилось. Я согласилась пойти «играть» с этим богатым ублюдком. Я для него никто, даже не нравлюсь ему. Он хочет пользоваться мной и издеваться, так же, как и над всеми остальными. Огонь начинает гореть в моей груди, и я отчаянно разжигаю пламя злости.
— Ты мудак, Брэкстон, — шиплю я, когда Дюбуа хватает меня за руку. — Развлекайся, играя в пациента и доктора с этой старушкой. — Я довольна тем, что ее улыбка сменяется гримасой. Кажется, она обижена моими словами, хотя и не раздражена, и я ненавижу, что чувствую себя виноватой из-за этого.
— Стой, Дюбуа. — Его голос суров, и я пугаюсь.
Холодная дрожь проходит по моей спине. Я звала его по имени всю ночь, но сегодня утром я чувствую, что это разозлило его.
— Банни, иди сюда.
Я вырываю руку из захвата Дюбуа и подхожу к Брэкстону. Натали отходит от него, садится на подоконник и с любопытством наблюдает, что он будет делать дальше. Он хочет напугать меня, ярость в его глазах говорит мне об этом. Но я не боюсь. Я так же зла, как и он. Когда оказываюсь рядом с ним, он устраивается поудобнее и осматривает мое тело. Быстрым рывком он развязывает пояс моего халата и распахивает его, открыв мое полуголое тело.
— Сними его.
Бросив взгляд в сторону Дюбуа, я слегка качаю головой. Бракс сжимает ладони в кулаки, и я могу сказать, что он с трудом сдерживает свой гнев.