Порочная игрушка
Шрифт:
Сжимая телефон пальцами, я кусаю губу и сажусь во вращающееся кресло в его кабинете. Комната пахнет Браксом, и, несмотря на то, что была унижена здесь вчера, я не чувствую болезненных ощущений от воспоминаний. На самом деле, я нахожу здесь утешение, что дарил мне Бракс. Начинаю ассоциировать это ощущение с ним, независимо от того, насколько сильно он хотел сделать мне больно. В глубине души у него есть другая сторона, свидетелем которой я стала сегодня, когда мы гуляли по городу. И я желаю эту его сторону.
—
— Ну конечно, — я слышу улыбку в ее голосе, — кто хотел бы, чтобы ему причиняли боль все время? Мы — люди, и тоже жаждем нежности. Ты чувствуешь, когда он нежен с тобой?
Мое сердце болит, когда я думаю о том, как он занимался любовью со мной или делал мне комплименты. Мне нравится, как он хвалит меня, ласкает и целует.
— Да.
— Хорошо. Это означает, что он выполняет свою часть. А ты свою?
Я вздыхаю.
— Я не знаю.
— Это нормально. Это процесс обучения. Браксу нужно, чтобы ты подчинялась ему. Когда он проявляет власть над тобой, он чувствует себя цельным в своей доминирующей роли.
— Но иногда я не хочу называть его так, как он просит. Иногда мне нравится раздражать его.
К моему большому удивлению, она хихикает.
— А это, Джессика, то, где начинается веселье. То, что возбуждает его садистскую сторону. То, где твоя мазохистская сторона просит быть наказанной.
Кажется, я начинаю понимать.
— То есть, я не делаю ничего неправильного?
— Нет. Абсолютно. Каждая пара отличается. Вы двое найдете то, что будет работать на вас, то, что сделает вас обоих счастливыми.
Улыбка появляется на моих губах. Услышав в одном и том же предложении слова: «пара» и «счастливыми», я чувствую то, что не чувствовала очень долго. Радость.
Мягкий щелчок двери в спальню вытаскивает меня из моих мыслей, и я выглядываю из гардеробной. Бракс по-прежнему одет в джинсы, но теперь босиком и без рубашки. Я скрещиваю руки на груди и пожимаю плечами, как бы спрашивая: «и что теперь?».
Он жутко сексуален. Оливкового цвета кожа обнажена, темная дорожка волос в нижней части живота ведет прямо к расстегнутым джинсам, и я могу видеть выглядывающее основание его толстого члена. У меня пересыхает во рту, и я облизываю губы.
— Банни, — я слышу рычание в его голосе, — ложись на кровать.
Задрожав от своих похотливых мыслей, я пытаюсь выполнить его приказ. Стараюсь не позволить лиловому цвету проникнуть внутрь моей головы,
Забираюсь поверх покрывала и держу глаза закрытыми. Он может делать, что хочет, но я не обязана смотреть на этот тошнотворный цвет. Когда Бракс выходит, в комнате становится прохладнее на несколько градусов. Затем он возвращается, и от звука закрывающейся двери я вздрагиваю.
— Я собираюсь связать тебя, игрушка.
Я киваю. Теплой рукой Бракс хватает меня за лодыжку, и я чувствую, как он привязывает ее к ближайшему столбику, и мысленно благодарю его — в таком положении моя бедная задница будет в безопасности. Я расслаблена, пока он делает быструю аккуратную работу, привязывая мои руки и ноги к столбикам. По крайней мере, эта комната намного теплее, чем Дыра; и если я смогла пройти Дыру, то справлюсь и с тем, что он приготовил для меня сейчас.
— Открой глаза.
Кроме этого.
Прикусив губу, я слегка качаю головой. Что он сделает? Заставит меня открыть глаза?
— Сейчас же, Банни.
Я снова качаю головой.
— Хорошо, будь по-твоему. Но я получу то, что хочу, — говорит он мне спокойным голосом.
Удар.
Что-то впивается в мое бедро, и я вскрикиваю в шоке, но отказываюсь открыть глаза. Он бьет меня чем-то, и это ужасно больно!
— Открой.
— Нет, сэр.
Удар.
ГЛАВА 16
Он
Она вздрагивает каждый раз, когда я шлепаю ее маленьким кожаным флоггером, купленным сегодня Дюбуа по моей просьбе, пока мы ужинали в ресторане. Хочу, чтобы она открыла глаза и сказала, почему ненавидит эту комнату. Пока это ее единственная слабость, и я должен знать почему. Это, блядь, сводит меня с ума.
— Открой глаза…
Она плотнее сжимает веки, отказываясь подчиняться. Так что на этот раз я наношу удар по ее груди. Банни вскрикивает, и ее дерзкий носик краснеет, пока она пытается сдержать слезы.
Так продолжается какое-то время: я требую, чтобы она открыла глаза, а она отказывается. Мне нравится наблюдать, как ее бледная кожа становится красной от ударов, которые я наношу. Проклятье! Из-за нее я весь день ходил со стояком, но я не хочу освобождения, пока не сломаю ее.
А я сломаю ее.
Потому что она сломала меня.
Сегодня во время покупок я не узнавал себя. Банни была великолепна во всем, что примеряла. Я не мог сказать ей «нет» и, в конечном счете, скупил для нее половину Сиэтла. Несмотря на потребность быть жестким и обращаться с ней, как с игрушкой, я обнаружил, что выполняю любой ее каприз, потакаю каждому ее желанию и хожу за ней, как влюбленный щенок. Я даже купил ей чертовы цветы, потому что у меня захватило дух, когда во время прогулки она наклонилась, чтобы понюхать их. И я хотел увидеть ее такой снова. Она стала мне дорога, пробралась мне под кожу, а теперь пришло время сделать с ней то же самое.