Порочная слабость
Шрифт:
— То есть надо иметь дело с назойливыми журналистами? Благодарю покорно.
— Они не все назойливые. Некоторые досаждают ужасно, это верно, но некоторые милы. У Элли наверняка сохранились связи с тех пор, как она работала в агентстве. И у меня тоже есть связи. Я могу помочь.
— Я работаю не так, — ответил Гай. — Вчера я решил, что у тебя есть интересные идеи насчет упаковки, и я бы с удовольствием их обсудил. Но никак не рекламу в прессе.
— Гай, у тебя проблемы с прессой?
«Проблемы с прессой? Ха!»
Он шумно выдохнул:
— Ты
— Издержки профессии, Гай. Будь реалистом. Если ты — восходящая звезда в мире бизнеса и женат на звезде моды, газеты, естественно, стремятся писать о тебе разные сказки. Это романтично, а публика любит романтику. Тираж издания повышается.
— Дело было не в этом.
— А в чем?
— Сказки — это сказки. А то была реальная жизнь, и в ней все пошло наперекосяк. А журналисты хотели сидеть в первом ряду, когда наш брак разваливался.
Эмбер нахмурилась:
— И твой агент по связям с прессой не вмешался?
— У меня нет агента по связям с прессой.
— Ну, Вера была чем-то вроде этого. То есть я хочу сказать, публика думает, что, если ты сам — не мастер пиара, тебе нужен кто-то, кто представил бы тебя в нужном свете.
Раньше это ему никогда не приходило в голову.
— Ты хочешь сказать, что она отделывалась от них, напуская их на меня?
— Откуда мне знать? Я не знакома с Верой, не знаю, что произошло между вами. И я не хотела лезть в твою жизнь…
Гай вздохнул:
— Я знаю. Слушай, если я расскажу тебе, ты, возможно, поймешь, почему я не хочу иметь дела с прессой, и перестанешь меня уговаривать. — Минуту он молчал, обуреваемый воспоминаниями. — Нам с Верой не надо было вступать в брак с самого начала. По крайней мере, она не должна была бросать работу.
— Она бросила работу, чтобы быть с тобой?
— Мне кажется, она думала, что я буду заниматься парфюмерией часа два в день, а потом возвращаться домой, к ней.
— Значит, она не очень хорошо тебя знала, — сказала Эмбер. — Или не понимала, как ты работаешь. Но почему бы ей было не создать, скажем, свою косметику под твои ароматы?
Он пожал плечами:
— Ей это было не нужно. Возможно, все было бы хорошо, если бы мы жили в Париже, где у нее есть друзья. Или в Ницце, или в Каннах, где ее окружали бы люди ее уровня. Ей очень не нравилось быть одной. — Он криво усмехнулся. — Когда я был на работе, она доводила меня до отчаяния: звонила каждые пять минут. Не потому, что хотела сказать что-то важное, а просто от скуки. Ей нужно было постоянно перед кем-то красоваться.
— Ты обвинял в этом и меня, — с обидой в голосе сказала Эмбер.
— Ты не такая, как она. Ну, не часто бываешь такой, — заметил Гай. — Это была не ее вина. Она хотела внимания больше, чем я мог ей дать. А я не понял ее. Ей всегда надо было быть знаменитостью. Она тосковала по прежней жизни. А я думал, что она горда и капризна, и сделал самое худшее из того, что можно было сделать: заперся в лаборатории в поисках тишины и покоя. Она решила, что
— И чтобы она перестала бросаться разными предметами? — На его лице отразилось удивление, и она сухо добавила: — Я помню, что ты говорил, когда расчесывал мне волосы.
— Да, она швыряла разные предметы. Поэтому-то я и перенес мою коллекцию ароматов в мастерскую. Пока я держал флаконы дома, она первым делом хватала их. — Он закатил глаза. — Так погибли некоторые лучшие мои сокровища.
— Ох, — покачала головой Эмбер. — Это скверно.
— После того случая все стало еще хуже. Кто знает, если бы она не бросила работу ради меня или если бы я так не старался вывести мой парфюмерный дом на широкую дорогу и не пропадал так подолгу на работе, наша жизнь сложилась бы иначе? — Он пожал плечами. — А потом позвонил ее агент и предложил ей вернуться к работе. Я думал, так будет лучше. Если мы оба будем заняты, то станем больше ценить время, которое можем провести вдвоем. Но она поехала в Нью-Йорк, встретила там фотографа, который уделял ей больше внимания, чем я, и… потребовала развода.
— Тебе, наверное, было тяжело. Но может быть, все к лучшему, раз вы так мучили друг друга.
— Да. Я не мог так жить. — Он вздохнул. — Ужаснее всего было внимание прессы. Они пронюхали про ее роман с этим фотографом. Им нужно было грязное белье. Они требовали, чтобы я описал свои чувства, чтобы залил слезами и яростью первые полосы их газет. Мне это было противно, Эмбер. Все эти вопросы, претензии! Я не находил себе места. Они были везде. Дома, в офисе, в лаборатории… Поэтому я и не рекламирую свою продукцию в прессе. Филипп зол на меня. Мой партнер считает, что я должен идти к ним на поклон. Но я работаю не так. Не хочу, чтобы за мной шпионили.
Особенно сейчас: если журналисты начнут копаться в поисках грязи, как тогда, когда он расходился с Верой, они могут разнюхать, что он ходит к врачам. И узнают о его аносмии. И одному богу ведомо, что тогда будет. Нет, нельзя подпускать к себе журналистов, пока не найдется какой-то выход.
— Не всякая пресса плоха, Гай, — мягко сказала Эмбер. — Мне очень жаль, что тебе причинили столько неприятностей. Но тут все было бы по-другому. Это будет какой-нибудь журнал, где пишут о разных товарах, о том, как сделать так, чтобы человек почувствовал себя уникальным, достойным любви. Такой подход действительно способен озарить чью-то жизнь. Это будет теплый, добрый рассказ.
— Нет! — отрезал Гай.
Невозможный упрямец! Должен же он видеть, что пресса принесет пользу его бизнесу! Хотя она понимала, что журналисты, конечно, не обойдут молчанием историю с Верой и разбередят старые раны.
— Давай сменим тему, — предложил Гай. — Добро пожаловать в парфюмерную столицу мира!
Город стоял на холме, и отовсюду были видны церковь и башня.
— Никогда не думала, что тут так красиво!
— Кажется, королева Виктория любила проводить тут зимы.