Порочные занятия
Шрифт:
— Ты, маленькая шалунья.
— В-видишь, тебе тоже сильно нравится, когда дразнят, — говорит она, тяжело дыша.
— Разница между тобой и мной в том, что я не отрицаю своих заскоков, — шепчу я ей на ухо. — Ты можешь ныть и жаловаться, поклоняясь моим ботинкам или ногам, но чем унизительнее я делаю твое положение, тем больше ты течешь.
— Нет.
— Говорит потаскушка, которая ни разу не использовала стоп-слово.
Она издает довольный стон, который отзывается по всей длине моего члена. Для
Я отпускаю клитор, вызывая разочарованный стон. Она прижимается к члену и трется, словно хочет подтолкнуть меня к действию.
— Веди себя хорошо, — шепчу ей на ухо, — или оставлю тебя голодной и мокрой.
— Но я не…
— Не лги мне.
Она ерзает на месте, ее бедра смыкаются, но я хватаю ее за колено и передвигаю ногу так, чтобы она оказалась между моей. Переместив вторую в аналогичное положение, я раздвинул ее согнутые в коленях ноги, что дало мне полный доступ к киске.
— Гораздо лучше, — говорю я. — В таком положении передо мной ты выглядишь великолепно.
Она прикусывает нижнюю губу и стонет.
Я ласкаю ее киску через трусики, подготавливаю, разжигая возбуждение, но двигаюсь недостаточно быстро для достижения кульминации. Она склоняет голову набок, и я откидываю красивые каштановые волосы назад, чтобы получить доступ к шее.
Феникс пахнет цитрусом и ванилью с оттенком кофе. Провожу пальцами по ее шелковистым локонам и подставляю их потоку солнечного света. Естественное освещение разбивает цвет на множество оттенков коричневого, от ярко-янтарного до темно-каштанового.
Касаясь губами ее шеи, улыбаюсь, когда она вздрагивает от моих прикосновений. В Феникс нет ничего фальшивого. Она ничего не делает для видимости, в отличие от многих других сабмиссив. Она настолько чувствительна и отзывчива к моим прикосновениям, что каждое мгновение с ней доставляет удовольствие.
Я провожу подушечкой большого пальца по ее прикрытому клитору, заставляя шипеть сквозь зубы.
— Ты не хочешь снять с меня трусики?
— Грязная девчонка. Сидишь полуголая на коленях у профессора и делаешь непристойные предложения.
Она фыркает смехом.
— Что за профессор похищает пьяную и беззащитную студентку?
— Тот, который хочет защитить ее от хищников, — провожу рукой по ее ребрам и обхватываю ее грудь. — Хищников, которые могут воспользоваться ее нетрезвым состоянием.
— Что еще они могут сделать?
Я сжимаю зубы на ее шее, вынуждая ее напрячься. Этот разговор слишком близок к сфере работы моего отца. И это последнее, о чем мне стоит думать, когда Феникс полностью находится в моих руках.
— Давай не будем углубляться в эту тему. Отныне я хочу, чтобы ты пила ответственно или не пила вообще.
— Да, сэр, — говорит она. — И спасибо.
Перекатывая
— За что?
— Ты забрал меня до того, как я выставила себя пьяной идиоткой.
— За то, что так мило меня поблагодарила, ты получишь награду.
Я провожу крошечный круг над клитором и вниз по всей длине ее щели. Влага просачивается сквозь ее трусики, указывая на степень возбуждения. Она двигает бедрами и скулит.
— Мы так нетерпеливы? — спрашиваю я.
Ее щеки приобретают восхитительный оттенок розового.
— Так всегда, когда ты рядом.
Я провожу пальцами до пояса ее трусиков, затем скольжу под хлопчатобумажную ткань и спускаюсь к ее клитору. Она теплая и влажная от возбуждения, и пучок нервов под моим пальцем набухает от прикосновения.
Очерчивая одной рукой нежные круги над ее клитором, я продолжаю атаковать второй сосок. Феникс выгибается у меня на груди, тяжело дыша от ощущений.
Она наклоняет шею, ее красивые волосы рассыпаются по моей груди и плечу. Это самая большая близость, которую я себе позволял, держа женщину в объятьях. Возможно, я и оплачиваю ее расходы, но игра с ней в воскресенье днем не сравнится ни с одним другим видом деятельности.
Феникс тянется назад и кладет ладонь мне на предплечье.
— Перестань дразнить.
— Ты поняла, в чем суть игры? — просовываю палец между ее влажными складками и постукиваю по дырочке.
Она наклоняет бедра, пытаясь изменить угол, чтобы я мог войти в нее, и я возвращаю палец к клитору.
— Делать это со мной, пока я не сойду с ума?
— Это называется «дразнить и останавливаться», — говорю я.
— Что произойдет, если я скажу стоп-слово?
— Не скажешь.
— А если бы я это делала?
— Тогда я бы убрал пальцы и пошел обедать. Это то, чего ты хочешь?
Она энергично качает головой.
Я массирую клитор более интенсивно, заставляя ее вскрикнуть и выгнуться на моей груди. Феникс так легко вывести из равновесия, а звук ее удовольствия радует меня больше, чем произведения Моцарта.
— Профессор, — шепчет она. — Так хорошо.
Она приближается к кульминации. Ослабляя давление на ее клитор, я замедляю свои движения, только чтобы она застонала.
Тяну ее твердые соски и шепчу ей на ухо:
— Ты издаешь такие милые звуки.
— О, черт, — говорит она сквозь стиснутые зубы. — Дай мне кончить, чертов садист.
Я обхватываю рукой ее шею, заставляя ее задыхаться.
— Только за это я заставлю тебя умолять.
— Но ты уже это делаешь.
Мой палец оставляет клитор и обводит ее дырочку, она такая гладкая и скользкая и готова к траху, что я почти теряю представление о том, почему трачу время впустую на все эти поддразнивания.