Порочный Принц
Шрифт:
Они раздвигаются. По собственной воле они просто... раздвигаются.
Мне никогда не нравился секс в миссионерской позе, никогда не нравилось смотреть на их размытые лица, но теперь? Боже, теперь, если он перевернет меня и возьмет раком, как я всегда требую, я могу заплакать.
Я кладу ладонь ему на щеку и целую его. Я целую его так сильно, что почти уверена, что высасываю его душу в процессе. Ронан рычит мне в рот, целуя в ответ со всей силой.
Он протягивает руку между нами и надевает презерватив на свой член.
— Я не буду нежен, belle —
Его рот возвращается к моему, когда он входит в меня одним безжалостным движением.
Я хватаюсь за его спину для равновесия, когда воздух выбивается из легких.
О, Боже.
Эта сила совсем не похожа на то, что я испытывала раньше. Ронан ускоряется и трахает меня жестко и грязно.
Как он и говорил, это не нежно. Он большой и не кончает быстро.
Нет.
Он продолжает и продолжает. Он берет меня так, будто хочет причинить боль, будто хочет запечатлеть себя под моей кожей, чтобы он был единственным, что я чувствую, единственным, кем я дышу и пробую на вкус.
И он этого добивается.
Мои чувства переполнены его пряным ароматом, низким рычанием, которое он издает, когда вновь и вновь вгоняет свой член глубоко в меня.
Словно он наказывает меня за все, произошедшее за последние пару дней. Он сводит меня с ума как от удовольствия, так и от боли. Рыдание эхом отдается в тишине, и вскоре я понимаю, что это мое собственное рыдание.
Он владеет моим телом и душой, и у меня нет возможности остановить это или поставить на паузу. Все, что я могу делать, это прокатиться на нем, позволить ему взять меня, плыть со мной.
И это самое освобождающее ощущение, которое я испытывала за всю свою жизнь.
Хочу ли я вообще прекратить это? Что, если все эти разы, когда я думала о принадлежности, я подходила к этому неправильно? Что, если это — этот ошеломляющий стук — все, чего я ждала?
— Ох, Ронан...
— Ты еще не кончила. — он кусает меня за мочку уха, и я вскрикиваю. — Ты почувствуешь это, почувствуешь нас, так что в следующий раз, когда ты скажешь, что я не в твоем вкусе, ты подумаешь именно об этом чертовом моменте, когда я владею каждым сантиметром тебя.
Мои ногти впиваются в его спину, когда я хватаю ртом воздух и обнаруживаю сильный запах его, нас, смешивающийся и усиливающийся и поднимающий меня на новые высоты.
Когда волна накатывает на меня, это отличается от оргазмов, которые он вырывал из меня до сих пор. Этот удар проникает под кожу, прежде чем напасть на меня из ниоткуда.
Я падаю сильно и быстро, и единственная пропасть это Ронан.
Просто Ронан.
Это лучшая бездна, в которой я не знала, что нуждаюсь.
Он еще не закончил. Даже близко нет. Он продолжает входить в меня снова и снова, как будто никогда
Как будто он может трахать меня до бесконечности.
Его толчки становятся длиннее, быстрее и болезненнее. Они такие болезненные; это восхищает и возбуждает.
Я никогда в жизни не была так возбуждена. Словно он прикасается ко мне, и мне конец.
Я разбита вдребезги.
Я наделена полномочиями.
Он протягивает руку между нами и щелкает по клитору.
— А теперь снова падай со мной.
Я так и делаю.
Я просто это делаю.
Я кончаю в тот же момент, когда его спина напрягается, и его толчки резко прекращаются.
— Моя. Только моя, блядь, — рычит он, прежде чем завладеть моими губами в животном поцелуе.
Глава 22
Ронан
Жадность — это просто жадность.
Тебе никогда не бывает достаточно, сколько бы ты ни получал. Ты никогда не останавливаешься, словно все твои тормоза исчезли.
Это погружается в воду и не находит выхода.
Это спать с девушкой, которую ты никогда не хотел видеть рядом, не говоря уже о том, чтобы обнимать ее.
Веки Тил закрылись вскоре после второго — или это был третий? — раунда. После второго, определенно после второго. Мне нравится верить, что я выше некрофилии, так что давайте оставим это на втором.
Хотя мои границы, кажется, размываются, когда замешана эта девушка.
Ее волосы частично закрывают лицо, когда она кладет голову мне на грудь, а ее пальцы ложатся мне на живот — ее чёрный маникюр.
С ее длинными ресницами, трепещущими на щеках, она, кажется, моложе, уязвимой, совсем не похожей на Тил, которую все знают — и которой втайне завидуют.
Втайне, потому что все хотят быть такими же незатронутыми, как она, такими же уверенными в себе, как она, но на самом деле они никогда не достигнут ее уровня. В их случаях это либо образ, либо принуждение. Она делает это так хорошо, потому что ей действительно наплевать на социальные стандарты.
Ее забота распространяется на нескольких людей — Итана, Нокса, Эльзу и этого гребаного Агнуса — а она даже не показывает этого так ярко.
Я провожу пальцем по ее щеке и убираю волосы с ее лица, чтобы получше рассмотреть ее и запечатлеть в памяти.
Понятия не имею, зачем нужно ее куда-то запирать, возможно, проникнуть в нее и получить право первого просмотра того, что скрывается в ее хорошенькой головке.
Я всегда ненавидел чужие секреты, но ее секреты это тот запретный плод, который я не могу игнорировать, перед чьим искушением я не могу устоять.
Мне хочется вцепиться когтями в кожу Тил, и не только физически — я хочу вторгнуться в ее мысли и заглянуть за нее, внутрь нее, везде, где возможно.
Я облажался? Возможно, но именно таким я становлюсь рядом с этой девушкой.