Порочный Принц
Шрифт:
Или твой муж контролирует твою натуру.
— Приведу себя в порядок, прежде чем мы примем гостей. Я так рада, что ты решил это сделать. — она поднимается на цыпочки и целует меня в щеку, ее губы дрожат, прежде чем она отстраняется. — Я не уйду на этот раз, mon chou — мой малыш, я обещаю.
— Шарлотта. — отец предупреждает ее в своем обычном «делай по-моему, или я брошу тебя на шоссе» тоне.
— Я сейчас вернусь, mon amour — моя
Она целует его в щеку, прежде чем направиться к лестнице.
Отец жестом указывает Ларсу следовать за ней, и он делает это с кивком. Остальные сотрудники разбегаются, как муравьи, еще одним движением его пальца.
Mon amour — Моя любовь.
Это слово оставляет кислый привкус у меня во рту. Как он может быть ее любовью? Он ее тиран.
Тиран Поместья.
Я пытался убедить Коула написать эту книгу. Я дам знать, как все пройдет.
Отец продолжает наблюдать за мамой, пока она не исчезает на лестнице. Когда он, наконец, фокусируется на мне, его пустое выражение возвращается.
Я улыбаюсь.
— Привет, отец.
Вот чего от меня ждут: улыбки, звездного поведения и заткнуться нахуй.
На несколько секунд воцаряется тишина. Моя улыбка не дрогнула. В конце концов, я профессионал.
— Слышал, ты знаешь свою невесту со школы.
Он сразу переходит к сути дела в типичном для Эдрика прямом стиле.
— О какой из них мы говорим? Их несколько.
Выражение его лица остается прежним.
— Тил Ван Дорен.
— Она. Хм, уверен, ты знаешь, что она не настоящая дочь Итана, верно? С тем, что у него фамилия Стил, а она Ван Дорен и все такое? Мы вообще уверены, что она не из семьи того немецкого нациста, который убил моего прадеда во Второй Мировой Войне? — я двигаюсь за ним, затем крещусь, говоря драматическим тоном. — Покойся с миром. Ты хорошо служил нашей стране.
— Это мой прадед, а не твой, и он умер в семьдесят лет от пневмонии.
— Ох, тогда, быть может, это тот, кто позади меня?
— Как насчет того, чтобы перестать ходить вокруг да около. Ты хочешь что-то сказать мне, Ронан?
— Нет?
Это не должно было прозвучать как вопрос.
Ларс, ты чертов дурак.
Если он упомянул что-нибудь о вечеринке, я подсыпаю в его драгоценный чай дешевые продукты из магазина, которые его снобистская сторона так ненавидит. Посмотрим, как он отреагирует, когда я уничтожу его заначку.
— Никаких возражений по поводу помолвки?
Мой отец преподносит это как вопрос, но на самом деле дает понять, что не примет никаких возражений.
Не то чтобы я стал бы что-то делать.
Я знаю, чего от меня ждут. Когда рыба поймана в сеть, самые умные не двигаются; если они пытаются, то истощают остатки своей энергии и быстрее умирают.
Теперь, если я сохраню эту энергию, я смогу торговаться за большее. Кстати, я научился этому сам; я не нуждался в книгах Коула по философии.
В тот момент, когда я родился, и мои родители решили, что второй ребенок не нужен — да пошел ты, нерожденный второй ребенок, кстати, — меня воспитали
Я могу сделать это простым способом, или могу поссориться со своим отцом и причинить боль матери.
Я бы никогда этого не сделал — я имею в виду, быть источником маминой боли. Она одна из немногих причин, по которым я остаюсь на плаву, и не могу испортить ей жизнь.
Брак по расчету стоит на первом месте в списке обязательных дел. Однажды я сделаю это, как и ожидалось от меня.
Только этот день не сегодня и даже не через пятнадцать лет.
Вот почему моя маленькая игрушка сыграет свою роль и скажет «нет» во время сегодняшнего ужина.
Я уже послал ей указание, от которого она была бы дурой, если бы отказалась.
Тил не первая, кого я тайно убедил отказаться от брака по договоренности от моего имени. Скажем так, отец уже много лет пытается свести меня с дочерьми своих коллег.
Я сказал Ларсу, что отец похож на одну из тех скучающих домохозяек, которым нечем заняться, кроме как играть в сваху. Ларсу было не до смеха — не то чтобы ему когда-нибудь есть дело до смеха.
Тил склонится, как и все они.
Моя ухмылка становится шире, и он хмурится. Интересно, знает ли он, что за чертовщину скрывает моя улыбка?
— Вовсе нет, отец. Все будет идеально.
Глава 4
Тил
— Мы можем развернуться и уйти сию же минуту, Тил.
Папа хватает меня за локоть, заставляя остановиться перед двойными золотыми дверями особняка Астора.
Эльза, Нокс и Агнус тоже останавливаются. Мой брат пользуется случаем и приглаживает свою джинсовую куртку и волосы. Эльза бросает на меня умоляющий взгляд, молча моля подумать над этим.
Агнусу, правой руке отца, сорок три года, и он так хорошо сложен, что заставляет молодое поколение бегать за своими деньгами, и теперь он наблюдает за мной с нейтральным выражением лица. Мы с Ноксом прожили с ним много лет, и я знаю, что нейтралитет означает, что он заботится — в какой-то степени. Он просто не показывает этого.
Как я.
Возможно, именно поэтому я смотрю на него снизу вверх, ожидая, что что-нибудь, что угодно, сорвется с его губ.
Он ничего не говорит.
Папа нежно берет меня за локоть и встает передо мной. Он тоже широкоплечий и хорошо сложенный, не такой, как Агнус, но у папы аристократическое лицо. Он теплый, но твердый. Благородный, но в каком-то смысле старомодный.
Его каштановые волосы уложены как у настоящего джентльмена, а костюм, как и у Агнуса, сшит, чтобы произвести впечатление. На самом деле, у всех одежда такая. Даже мой глупый брат нашел время, чтобы надеть свое лучшее, хотя обычно он надевает футболку Metallica, будто это единственная доступная вещь.
Эльза одета в нежно-голубое платье, которое дополняет цвет ее глаз. Папа и Агнус в темных костюмах, которые они обычно приберегают для бизнеса — потому что это то, о чем идет речь: бизнес.