Порок сердца
Шрифт:
появилась. Эгор тихо оделся, лег на спину, подложив сумку под голову, и закрыл глаз. Ему стало
больно, обидно, в горле колючим комом стояли слова, которые он не сказал Мании. Да и зачем,
если все, что она говорила, чистая правда. Ему было хорошо с ней, но сердце сто по-прежнему
висело на стене в комнате улыбчивой девчонки из другого мира. Так он и лежал, жалел себя и
плакал, пока растения в комнате не стали гнить из-за высокой влажности. Поддавшись всеобщему
тлену в комнате
плакать, мысли его замедлили свой ход и перестали читаться, превратившись в серый
телевизионный шум. Спина и конечности одеревенели, крылья-тряпочки, как осенние листья, прели
под лопатками, волосы на затылке слиплись и спутались с погибающими растениями, челка упала
на пол и пыталась пустить корни. Жизненные соки и токи в его организме теперь не бежали, а шли
медленным шагом, совсем уже зажившая было рана на груди снова капельно закровоточила, как
порез на березе весной. По его телу стали ползать короеды сомнений, мокрицы совести и черви
сожалений. Его бы точно съели или превратили в нафаршированного насекомыми зомби, если бы
однажды в комнату не вошли четыре здоровенных бугая.
— Вот он, гад, загорает, — услышал Эгор знакомый басок Тру-Пака, но сил открыть глаз уже
не нашлось. — Да тут же дышать нечем. Уф-фу.
— Как его только ползучие твари не заточили? Вот ведь печальная картина полного
морального разложения и физического истощения, — узнал он и Покойника.
— Ладно, хватит базлать! Взяли — понесли, только аккуратно. Чтоб не рассыпался. Королева
ждет. Повезло парню, что наша Маргит такая добрая и отходчивая…
ГЛАВА 22
Королевский секс
Вот уже три дня все тридцать три тысячи королевских фрейлин дружно приводили в чувство и
в форму так некстати ушедшего в депрессию жениха Королевы. Сама Маргит не отходила от
любимого Эмобоя ни на шаг, не выпуская из виду его воскрешающееся тело, словно боясь, что
строптивый жених опять что-нибудь выкинет. Королева простила Манию, потому что та покаялась
и рассказала, где прячется беглый Эмобой, чьи феромоны изгоя заглушили мощные цветущие
афродизиаки. А еще потому, что всегда тайно симпатизировала этой кукле-смутьянке: в роду
Мертвоголовых все оставались диссидентами и революционерами. И вполне возможно, в Мании
сидит имаго мертвой головы. Пусть живет эта чертова нимфоманка, главное, что герой, которого
упустили тупоголовые гвардейцы, нашелся. Маргит простила Манию, но к процедурам исцеления
Эгора не допустила — нечего ей здесь делать. И вообще хватит играть в куклы-наложницы! В этот
раз она не
это не то, чего она ждала, и не то, что было обещано Великой книгой, где герой влюблялся в
красавицу Королеву с первого взгляда и они улетали вместе на седьмое небо играть красивейшую
свадьбу во Вселенной. Не суть. Главное — он здесь и вполне дееспособен. И сегодняшняя ночь
будет ее ночью. Ночью любви и зачатия новой расы сверхсуществ. Тысячи оматидиев-глаз Маргит
светились желанием и предвкушением счастья.
Первые сутки Эгор в абсолютной фрустрации пролежал в знакомой ванне, наполненной
розовой водой, а труженицы огневки, моли, бражники, медведицы дружно поливали его нектаром
из своих хоботков, и из него, как из червивого белого гриба, повылезали и повсплывали все черви
сомнений, слизни сожалений и клещи самообвинений. Ванна кишела паразитами угрызений
совести. Душа Эгора очистилась, в ней осталось только жаркое раскаяние, и Эгор потихоньку
приходил в себя, глядя на мир наливающимся осмысленностью глазом. Но Эмобой все еще был
очень слаб. На следующий день его перенесли в другую комнату, побольше и посветлее, и
положили в большую ванну из розовой яшмы, наполненную пенистым янтарным нектаром. Его
поили жидким сиропом из счастья, любви и радости с добавками бодрости и вдохновения, пока
Маргит не решила, что худое тело находится в достаточном тонусе, а в глазу хватает понимания
жизни. На третий день Эгора снова перенесли. На этот раз он оказался в темной-темной комнате на
чем-то мягком. Когда Королева зажгла свечи, он понял, что весь пол комнаты занимает огромная
мягкая перина. Хотя правильнее ее называть «чешуйчиной», поскольку наполнена она была не
пером, а волосками и мягкими чешуйками с крыльев бабочек.
— Это моя опочивальня, Эгор. Не пугайся, я не причиню тебе боли, как все твои прошлые
любимые. Выпей этот бальзам, он тебе поможет, — нежно и даже печально сказала Королева, и
Эгор в очередной раз удивился ее способности меняться. Он послушно выпил приторный, чуть
горьковатый напиток, не похожий ни на нектар, ни на вино гвардейцев.
— Что это? Конский возбудитель? — Это были его первые слова, произнесенные после
расставания с Манией.
Он сидел голый, но нисколько не смущался. Стыд, как и многие другие чувства, покинул его в
королевских ваннах и не спешил возвращаться. Полное безразличие ко всему поселилось в его
дистиллированной душе, заволокло своей аморфностью, все шевелящиеся где-то в глубине останки
эмоций затушило раскаяние, а потом и вовсе вытеснило душу куда-то в область пяток.