Порок. Часть 2
Шрифт:
Наконец, добравшись до накопителя, ненароком из-за жесткого удара столкнулся с чекистом, сотрудником тюрьмы, которому прибывшие лица зачитывали личные дела.
– Встаааать! – раздался надо мной голос мусора. – Доложить о себе по форме! – пнул меня носком ботинка в грудь, откинув на порядочное от себя расстояние. – Я сказал, подняться на ноги! Выполнять!
– Котов Максим Александрович, – выпрямил одно колено и, тут же раздались шепотки и задушенный в недрах смех некоторых стоящих рядом.
– Котов? Да ты мой милый котик…
– Ты любишь нежно или жестко? Вдоль шерстки, или против?
– К нам Мааааааксик заехал, вы слышали?
– Статья?! – с недовольной кирпичной тяпкой вернул к себе внимание дежурный, и, взглядом маякнул в сторону Козла, который стоял позади меня.
Наказание за тупняк последовало незамедлительно.
Закашлялся. С трудом переводил дух.
– Котов Максим Александрович. Семьдесят четвертого года рождения. Статья сто пятая УК. РФ. Осужден за умышленное убийство с причинением смерти другому человеку. Срок шесть лет. Срок вступил в силу двенадцатого января тысяча девятьсот девяносто пятого года. Заканчивается в двух тысяч первом, двенадцатого января, – периодически терялся, сбивался, стирал с физиономии кровь, но все же закончил свою неуверенную речь.
Приказали проходить в пропускник, но, только, я до него не на своих ногах дошел, а кубарем покатился.
И, начался обыск. Немедля, распорядились раздеться догола, открыть рот, поднять язык с вытянутыми раскрытыми ладонями вверх руками, пока шмонали личные вещи.
– Чье, Мальборо? – ненавистно заорал помощник дежурного, пока Козлы оставались в стороне и не трогали нас.
– Мое… – хрипло отозвался и шагнул к нему, зыркая исподлобья.
Братва, конечно, постаралась, и, собрала мне хорошую передачку – чай, кофе, сигареты, сладкое, фрукты, орехи, хлеб, колбаса, сгущенка, сухари, сало, вяленая рыба. Было все, что числилось в данном месте в дефиците.
– Неверно!
Мгновенно от Козла прилетает дубинкой по ребрам.
Били от души, как в последний раз.
– Еще раз спрашиваю, чьи сигареты?! – басит на весь пропускник он.
– Ваши, – сорвавшимся глухим тоном, сплюнул кровь и пытался разогнуться.
Едко ухмыльнулся и откинул три блока Мальборо на свой стол.
– То-то же, сосунок! А теперь, раздвинь ягодицы и присядь над зеркалом.
С двух сторон красные наступали и прессовали меня у стены.
С колотящимся в глотке сердцем, тяжело сглотнул и отказался.
– Чегооо? – унизительно расхохотались все, как долбаебы.
И меня начали убивать. Откровенно убивать и забивать дубинками с разных сторон. Козлы, подхватили за руки и, животом положив на ближайший деревянный устойчивый стол, принялись насильно удерживаться на месте, пока остальные Погонялы нещадно сдавливали башку, которая вот-вот должна треснуть, а менты, киянками*(огромный деревянный тяжелый молоток) и резиновыми дубинками наносили удары по спине, ягодицами, ступням и ногам. Отбивали части
– Ты, че думаешь, в санаторий попал? Надеялся, что после суда все закончится? У тебя все только начинается, сученок! – последнее, что услышал от гоготнувшего над ухом вертухая.
Прежде, чем меня загнали в камеру ШИЗО*(штрафной изолятор) в лютый мороз, окатили не менее холодной водой, чтоб уже в арестантской форме привести в чувство.
Удерживая под руки, кинули в мрачной угнетающей камере еле живого и окровавленного на пол, где не было ни кровати, ни пастельного белья. Голые обшарпанные ржавого цвета облупившиеся стены и массивные решетки на выбитых окнах украшали фасад.
Ничего не скажешь. Запоминающаяся приемка. Спасибо, Туман! Век не забуду…
Глава 12
Я уже окончательно на рассвете из-за холода не чувствовал своих конечностей. Промерз до костей. Отныне, я с уверенностью могу сказать, что эта ночь была самой длинной за всю мою жизнь.
Я валялся дохлый на засранном разбитом полу, и, откровенно протяжно выл в голос, ревел, отхаркивался собственной кровью, выплевывал легкие, сотрясался всем телом.
Ни встать, ни сесть, потому как, Козлы, и конвой отбили ступни, ноги, жопу. Элементарно, не доползти до шконки, так как она отсутствовала в камере.
Стопы распухли и, теперь черт знает, как натянуть на них обувь или, банально передвигаться на своих двоих. Ночью промокшие ботинки, как и темно-синюю рубашку от робы пришлось с себя стянуть, иначе, наверняка, не дожил бы до утра. С горем пополам, лежа на боку, стащил тряпки и, на что были силы, превозмогая боль, принялся растирать кожу, чтоб хоть как-то в таких невыносимых условиях согреться.
Но, сейчас, подчинившись больному рассудку, руки опустил и не мог от бессилия и холодины шевельнуть даже пальцем. Замерзал на лету, и, казалось, что неровен час, раньше времени отдам богу душу.
– Помогииите! Пожаалуйстааа. Умоляяяю, помоооогите! – заорал что есть силы.
Пришли не сразу. Явно, когда им осточертел глухой скулеж из моей клетки.
– Чего, ты там подквакиваешь? – с лязгом открылось железное окошко на двери и, тотчас в нем появилась незнакомая мне рожа надсмотрщика.
– Я больше не могу. Я замерз. Вытащите меня отсюда, – онемевшими руками стараюсь упереться в пол и приподнять свое тело, но ничего не выходит. – Я же сдохну здесь! – кричу и валюсь на бетон. – Выпустите!
– Не ори. Захлопни скворечник. Не было приказа о твоем переводе.
– Я сдохнуууу! Сдооохнууу, слышишь! Сууууука! Что вы твооорииите?! – завопил, как сумасшедший, выворачиваясь на полу, словно змей. – АААААА! Выыыыпустииииите меня! АААААА, твааааари ебаные! – голосил, брызжа, как психопат в разные стороны слюной .