Пороки и наваждения
Шрифт:
Впрочем, есть и такие, в чьих легких навсегда остаются пары Exilium. Эти путники и на суше ощущают то же душащее одиночество, что и в море. Неспособные испытывать симпатию к земле, на которую ступили, они возвращаются туда, где родились, и обнаруживают, что улицы, шпили, родственники, с которыми они выросли, стали им незнакомыми, чужими. Тогда они отправляются в другие края, пытаются слиться с местными жителями, рядятся в такие же одежды, пьют такое же спиртное, поют их гимны, но усилия их бесплодны. Эта болезнь называется Exilium perpetuum: такие пациенты обречены на бессрочное изгнание, они странствуют в поисках недостижимого
III
Прости меня за то, что я дерзну заговорить о личном, Максимо, но позволь признаться: я восхищаюсь тобой. Быть карликом наверняка непросто, да еще с таким обезображенным лицом, как у тебя (надеюсь, ты не обидишься на мои слова), однако ты добился столь многого. Обычному человеку этого не понять. Он поспешно клеит ярлык — «уродец» — и идет дальше, не удосужась посмотреть, что за личность живет в этом теле. Мы, библиотекари, не таковы. Отнюдь нет.
Меня всегда озадачивали детские болезни, особенно те, что начинаются в утробе. Какой цели они служат? Какому божественному замыслу? В Библиотеке есть зал, где в специальном растворе хранятся зародыши. У некоторых две головы, у кого-то один глаз или жабры на шее. Существует немало гипотез о механизмах, которые приводят к такому дефекту (в Энциклопедии их множество), но мне этого недостаточно. Все мы несем в себе первородный Адамов грех. Так почему же один хранит его глубоко внутри, втайне от мира, а другие — на лице, на всеобщем обозрении?
Если бы этот пергаментный лист, который я держу в руках, в конце концов очутился в монастыре, над ним трудились бы монахи, расцвечивали его темперой и сусальным золотом, рисовали на полях крылатых серафимов, увивали каждую букву филигранной лозой и разукрашивали арабесками. Все для того, чтобы изобразить славу творения Господня. Но пергамент попал сюда, в этот том, и строгие медицинские мужи описывают на нем ужасные заболевания.
Так скажу: в моей Библиотеке тебе всегда рады. Пока я главный библиотекарь — пока мое имя хоть что-нибудь значит в коридорах Библиотеки, — никто не посмеет относиться к тебе иначе, нежели к прочим. А если кто и дерзнет, скажи им: «Сеньору Хосе будет стыдно за вас». Это заткнет им рты.
Проклятие Сизифа
Развитие этого недуга не перепутаешь ни с чем. Как только младенцу ставят диагноз «проклятие Сизифа», врач сталкивается с неприятной обязанностью сообщить родителям, что болезнь неизлечима, любые меры бесполезны и их отпрыску потребуется пожизненный уход.
На втором году жизни ребенок, до сих пор развивавшийся как положено, утрачивает все обретенные умения и во всех аспектах (кроме телесных размеров) превращается в новорожденного. Он забывает голос и прикосновения матери, смотрит на мир блуждающим взглядом. Пальцы сохраняют развитое строение, но движения их становятся примитивными, как и движения ног, утративших навык ходить и удерживать равновесие. Ребенок перестает говорить: отныне его рот может лишь кричать и сосать.
Потом начинается долгий процесс восстановления навыков. Регрессировавший ребенок постепенно учится улыбаться, ползать, лепетать. Вновь обретает чувства и способность к подражанию, привыкает доверять устойчивости своих ног и ловкости пальцев. Эти отрадные признаки вселяют надежду в родителей, однако при первом же случае регресса подтверждается мрачный
Проклятие Сизифа по-прежнему ставит в тупик медицинское сообщество, даже когда страдающие этим недугом обращаются в немощных старцев и в конце концов угасают от болезней своих дряхлеющих тел. Богословы и моралисты пытались заполнить пробел, выдвинув спорную теорию. Они утверждают, что точка возврата, второй год жизни, представляет собой возраст, в котором люди приучаются совершать обыденные прегрешения дерзости и непокорности, закладывая тем самым основу для дальнейших, более страшных грехов. По их мнению, проклятие Сизифа олицетворяет попытку души очиститься от греха, на который оказались обречены прародители: это отказ попробовать яблоко земного развития и познания, попытка отменить грехопадение человека. Таким образом, пациент, чье смертное восхождение не раз оборачивалось неудачей, после смерти беспрепятственно попадет на самые небеса.
Tabes arcana
Тела пораженных Tabes arcana, или загадочным разложением, постоянно балансируют на грани распада: лишь силой воли больным удается сохранить целостность тканей. Их тела, тронутые недугом, подвержены смертному гниению, несмотря на то что пациенты дышат и говорят.
У типичных больных порой без всякой причины немеет и холодеет рука. Если не принять меры, конечность превратится в бесполезную ветвь. Но пациент успокаивает тревогу и поет гимны, которым научил его врач. И чувствительность постепенно возвращается к онемевшей руке, точно та и не знала угрозы гангрены.
В древних текстах, где впервые описана эта болезнь, приводятся перечни слогов, которые пациент должен повторять с великой точностью, чтобы лечение подействовало. Каждый из этих «гимнов», как мы их называем, предназначен для определенной части тела, нуждающейся в исцелении. Гортанные звуки их грубы: редко их произносят культурные языки. Пациент должен выучить наизусть десятки таких гимнов, дабы в любой момент быть готовым дать отпор тлению, грозящему его плоти.
Нам исключительно повезло, что знахари древности передали нам эти гимны, однако и они не всесильны. Tabes arcana порой влияет на органы памяти и мышления, и в таких случаях даже опытным врачам не добиться нужного гимна от лепечущего больного. Тогда недуг ничто не остановит.
Многие мыслители выдвигали гипотезы о происхождении гимнов. Одни предупреждают, что это, возможно, песнопения языческим богам, другие утверждают: чтобы обрести такую силу, гимны должны быть написаны на языке, на котором Единственный Истинный Бог вдыхает жизнь в творение. А поскольку ни один из существующих языков не похож на тот, на котором поют эти гимны, спор вряд ли удастся разрешить.
Если эти гимны способны облегчить муки Tabes arcana, то они, возможно, могут и вовсе исцелить недуг. Ученые выдвигают гипотезу о существовании гимна, который навеки разгонит гуморы болезни. Некоторые делают предположение о существовании гимнов, способных лечить и другие болезни, а то и продлять жизнь. Недавно один теоретик соединил слоги новым способом, надеясь вывести формулу бессмертия. Но выяснилось, что гимны коварны. Их слоги не только лечат, но и калечат: теоретик лишился и конечности, и жизни.