Порошок в зеркалах
Шрифт:
Доктор Лоуренс вздохнул с облегчением и дописал оставшиеся пару строк в карте.
— Ну, вот и все, — сказал он.
— Каким будет приговор, доктор?
Врач взял снимки.
— Знаете, я хотел сказать вам, что вы очень мужественный человек. У меня есть пациенты с диагнозом, аналогичным вашему, и они не могут встать с постели без лошадиной дозы морфия. А вы преподаете, занимаетесь наукой, работаете… и еще вы оперирующий хирург… — Доктор Лоуренс посмотрел на Вивиана. — Вы много курите?
— Две-три сигареты в день. Иногда могу не курить пару недель.
Доктор
— Но я думал…
— Когда я учился в университете, у меня в кармане была пачка хороших сигарет, но половину я раздавал друзьям, потому что стипендия у нас была жалкая, а курить им хотелось. Я мог выкурить пару сигарет в баре или на вечеринке, но позволял себе это очень редко. Попробовали бы вы, доктор, танцевать, будучи курильщиком. Когда-то я даже пробегал три раза в неделю по десять километров. Хорошие были времена. В этом, — он кивнул на лежавший на столе портсигар, — не больше никотина, чем в табаке для кальяна. Для меня гораздо важнее спасительный опиум.
— Не думаю, что это лучше, чем никотин.
— Зато это предпочтительнее боли.
Врач пожал плечами.
— Это ваш выбор. Думаю, вы сами понимаете.
— Если бы я выбирал между саркомой и здоровьем, то предпочел бы здоровье. Потому что саркома — не та женщина, которую я хотел бы ощущать неотъемлемой частью себя.
— Если вы хотите делать операцию, то решение вам нужно принимать сейчас. — Заметив, что Вивиан хочет что-то сказать, доктор Лоуренс покачал головой. — Перед тем, как отвечать, подумайте. Я не буду обещать вам полное выздоровление. Но вы проживете еще как минимум десять лет. Сейчас вам тридцать три. Десять лет — это огромный срок.
— Давайте отнимем от этого срока год, во время которого я вряд ли смогу полноценно работать после операции. И у нас получится девять лет. На пару лет больше оптимистичного прогноза, который мне давал мой лечащий врач.
— Из обещанных вам семи лет как минимум три года вы проведете в больнице больше времени, чем вы проводите сейчас, будучи врачом. А в последний год вы не сможете встать с кровати, потому что та боль, которую вы сейчас чувствуете во время самых сильных приступов, не будет идти ни в какое сравнение с болью, которую вы будете чувствовать тогда. Вам не помогут ни морфий, ни опиумный пластырь. Вы будете хотеть только одного — умереть. Вы тоже онколог. Вы видели глаза людей, которым осталось жить пару недель. Героизм — это хорошо, доктор Мори. Но боль делает из любого героя ничтожество. И мне бы не хотелось видеть вас через несколько лет в палате этажом ниже.
Вивиан молчал, разглядывая лежавшие на столе снимки. Доктор Лоуренс закрыл карту и отложил ручку. За окном послышалась сирена «скорой помощи», и приятный женский голос диспетчера в громкоговорителе попросил нескольких врачей «срочно спуститься в приемный покой».
— Я должен подумать, доктор, — заговорил Вивиан. — Я сообщу вам о своем решении.
— Надеюсь, оно будет правильным.
— Я тоже.
— У меня
— Вас интересует исследование? Вы, конечно, давно не студент и не практикант, но я сочту за честь работать с вами. Статью мы напишем вместе, и половина лавров победителя достанется вам.
— Что вы, я и не думал про статью…
— Жаль. Ваша жена тяготеет к научной работе. Милена Лоуренс — это ведь ваша жена? Третий курс. Я читаю им лекции по теории клинического психоанализа. Она сидит в первом ряду и задает больше вопросов, чем все студенты в группе вместе взятые. Иногда ее вопросы ставят меня в тупик.
— Она не раз говорила мне, что плохо понимает материал, и ей приходится задавать много вопросов… и что она чувствует себя неуютно, потому что иногда кажется, что вопросы задает только она одна.
— Так, значит, это все же ваша жена. Очень хорошо. Один раз она задала мне вопрос насчет несоответствий в теории профессора Фрейда, и я всю ночь просидел над книгами, но ответа так и не нашел. Надеюсь, она во мне не разочаровалась…
— Доктор Лоуренс, срочно спуститесь в приемный покой, — снова раздался в громкоговорителе голос диспетчера.
Врач поспешно поднялся и взял со стола стетоскоп.
— Простите, — извинился он. — Каждый раз, когда я дежурю, мир переворачивается с ног на голову. — Он посмотрел на Вивиана. — Я жду вашего звонка.
— Мне нужно будет побеседовать с вами насчет исследования. Вы сможете заглянуть в университет послезавтра около полудня?
— Да, послезавтра у меня выходной, так что я свободен.
— Мой кабинет находится на третьем этаже, первая дверь справа от лестницы. Вы доберетесь до города на поезде или, может быть, вас подвезти?
— У меня есть машина.
— Был рад знакомству, доктор Лоуренс.
— Взаимно, — кивнул врач и, пожав Вивиану руку, вышел из кабинета.
Анжелика Гентингтон несколько секунд изучала стоявшего на пороге ее квартиры доктора Мори, после чего посторонилась и пригласила его войти.
— Прошу прощения, что подвел вас вчера, — заговорил Вивиан, снимая плащ. — Мой интерн в очередной раз что-то отчудил в приемном покое, и мне пришлось ему помочь.
— Это тот самый Эрик Кросс? Вы с ним были в кабинете дежурного врача в тот вечер, когда я плохо себя чувствовала?
— Да, это тот самый Эрик Кросс, которому не помешало бы укоротить язык. И еще ему пора понять, что врач должен уметь брать ответственность за свои поступки.
Анжелика взяла у гостя плащ.
— Он произвел на меня впечатление вежливого молодого человека.
— Просто вы ему нравитесь, и с вами он ведет себя иначе. Как прошел ваш день?
— Сегодня у меня был выходной. Я слышала, что вас можно поздравить, вы замените доктора Миллера на должности руководителя онкологического отделения?