Порт-Артур. Том 1
Шрифт:
– По-видимому, он надеется на благоприятный исход войны.
– Не такой он дурак! Просто хочет прослыть артурским героем.
– Надеюсь, Стессель не разделяет его взглядов?
– Стессель собственного мнения не имеет, это для него слишком сложно.
– Тогда пусть он усвоит мнение вашего превосходительства!
– Вы, Василий Васильевич, человек коммерческий. Хотите услугу за услугу? Я буду поддерживать у Стесселя ваше мнение об осаде… Мог бы я участвовать в вашем предприятии?
– Разрешите на ваше имя записать акции шанхайского банка тысяч
– Только, чур! Договора с вами я, конечно, заключать не буду.
– Слово вашего превосходительства дороже денег!
Сахаров оживился и весело замурлыкал что-то себе под нос.
– Много вам платят японцы? – неожиданно обернулся к нему Фок.
– Мне? Японцы? За что? – похолодев от страха, воскликнул Сахаров. – Шутить изволите, ваше превосходительство! Что же касается этого купца Тифонтая, то я с трудом выжал из него три процента с чистого дохода… вообще – купцы народ коммерческий.
– А японцы – дальновидный!
– Вполне согласен с вашим превосходительством.
– Тогда все в порядке, – закончил разговор генерал.
Утром к Фоку явился полковник Дмитриевский с целым ворохом бумаг.
– Прежде всего разрешите доложить вашему превосходительству, что ваше распоряжение о снятии с позиций Четырнадцатого полка выполнено только наполовину: стрелки ушли, но разбирать блиндажи и укрытия генерал Кондратенко не разрешил.
– Савицкому надо было не спрашивать разрешения у Кондратенко, а точно выполнить мое приказание. Объявите ему выговор в приказе по дивизии.
– Генерал Кондратенко под угрозой ареста приказал все оставить на месте. Кроме того, в расположении Четырнадцатого полка появилась не то холера, не то дизентерия. В охотничьей команде сразу заболело двадцать человек, некоторые тяжело. Ввиду этого полковой врач, во избежание распространения заразы, не рекомендовал что-либо уносить с бывшего участка полка.
– Это другое дело! Пусть себе там Кондратенко на здоровье возится с эпидемией, мы вовремя убираемся отсюда.
Вскоре приехал Савицкий и стал оправдываться в невыполнении приказа начальника дивизии. Фок дал ему выговориться и затем спросил:
– Правда, что у вас обнаружилась холера?
– В охотничьей команде поручика Енджеевского. Я, кстати, откомандировал его в распоряжение Кондратенко.
– Это тот умник, который уверял под Цзинджоу, что японцы уходят на север и в нарушение подчиненности, помимо меня, прямо донес об этом Стесселю и почему-то Кондратенко?
– Он самый, ваше превосходительство. Я с удовольствием бы и совсем избавился от его присутствия в полку.
– Подайте рапорт по команде. Я поддержу ваше ходатайство перед начальником района. Заодно пусть он забирает с собой всех этих холериков и разводит заразу в Седьмой дивизии.
– Слушаюсь! Сам Енджеевский тоже является нравственной заразой для всего полка – нигилист и критикан!
– Тем больше оснований от него избавиться! Посмотрим, как Кондратенко справится со своей затеей, – злорадно проговорил Фок.
– Ваше превосходительство! –
– Совершенно напрасно! Немедленно снимите их, они мне нужны на левом фланге завтра к утру.
– Но там и так уже имеется три батареи, а у Хунисана почти нет артиллерии. Там намечается наступление Двадцать шестого полка, и без артиллерийской подготовки полк понесет значительные потери…
– До Седьмой дивизии, с ее умником Кондратенко, мне нет дела! К вам она тоже не имеет никакого отношения, и вам незачем о ней беспокоиться.
Ирман в волнении поднялся во весь рост перед Фоком и задыхающимся голосом проговорил:
– Вашего распоряжения по долгу службы и чести своего мундира я исполнить не могу. Прошу освободить меня от командования бригадой!
Фок с удивлением смотрел на своего всегда дисциплинированного и выдержанного начальника артиллерии. В таком состоянии он его еще никогда не видел.
– Какой же вы горячка, Владимир Александрович! Как будто вы не совсем лишены нашей спокойной и уравновешенной германской крови. Из-за пустяков пыль поднимаете!
– Человеческие жизни для меня никогда не были пустяками.
– Я вас, полковник, больше не задерживаю, – вновь повысил голос Фок. – Если вы больны, подавайте рапорт и уезжайте в Артур, но дальнейших препирательств по поводу отданного мною приказа я не потерплю.
Ирман повернулся по-уставному и, щелкнув шпорами, вышел. Выйдя от начальника дивизии, Ирман быстро написал рапорт о болезни и подробное письмо Кондратенко. Письмо он вручил Али-Ага Шахлинскому и приказал ему тотчас же ехать к генералу.
– От вас многое зависит, Али-Ага, – напутствовал капитана Ирман.
– Не беспокойтесь, Владимир Александрович. АлиАга еще никогда никого не подводил и не предавал в жизни. Если Фок задумал подвести Седьмую дивизию под удар японцев, то это ему не удастся. Приложу все силы, чтобы расстроить его козни и помочь генералу Кондратенко. – И, вскочив на коня, Шахлинский широким галопом поскакал по дороге.
Глава седьмая
Звонарев вместе с Кондратенко обходил линию окопов, которые должен был занять Двадцать шестой Восточносибирский стрелковый полк. Генерал осматривал мелкие окопчики с небольшим земляным бруствером, едва прикрывавшим сидящего на дне человека.
– Надо удивляться ничтожности потерь в Четырнадцатом полку при таком отвратительном устройстве окопов, – раздраженно сказал он.
– Японец тут совсем не стреляет, можно хоть на бруствере сидеть, ваше превосходительство, – доложил Денисов, оказавшийся в числе «заболевших холерой и внезапно поправившихся» охотников.
– Очевидно, здесь никого нет, кроме редких цепей для наблюдения за нами, – окончательно решил Кондратенко. – Пока займемся улучшением позиции и подготовкой к глубокому поиску в тыл, который может привести и к прорыву всего японского расположения.