Порт-Артур. Том 1
Шрифт:
На другой день около семи часов утра Звонарев был уже на вокзале. У перрона стоял экстренный поезд в составе одного вагона-салона и трех товарных, в которые грузили верховых лошадей для участников поездки. Около поезда прохаживались Кондратенко, начальник его штаба подполковник Науменко, полковник Рейс и личный адъютант Стесселя князь Гантимуров.
Вскоре приехали Стессель и Никитин, последним явился адъютант Никитина капитан Померанцев, за которым трое солдат несли корзины с закуской и выпивкой.
Расселись в кресла, глядя в окно. Стессель
– Какие новости у вас? – спросил Кондратенко, обернувшись к Рейсу.
– Получено подтверждение об отходе Штакельберга после боя у Вафангоу [136] на север и приказ о повторном выходе флота в море для прорыва во Владивосток.
– Тэк-с! Значит, деблокада Артура откладывается на неопределенное время, раз Куропаткин пятится назад вместо продвижения вперед, – заметил Кондратенко. – Интересно, как велики силы против нас, не попробовать ли нам наступать, дабы оттянуть часть японцев на себя.
[136]
…об отходе Штакельберга после боя у Вафангоу… – (14–15) июня у Вафангоу был бой между первым Сибирским корпусом под командованием генерала Штакельберга Г. К. (1851–?) и частями второй японской армии генерала Оку. Из-за несогласованности действий командования русские войска отступили. Неудачный исход боя объясняется также медлительностью действий Алексеева и Куропаткина, не обеспечивших своевременного подхода войск к Порт-Артуру.
– Что вы, ваше превосходительство! Наша задача защищать Артур, а не оттягивать на себя силы. У нас и так очень мало людей, – горячо возразил Рейс.
– Если не наступать, то беспокоить почаще японцев вылазками разведчиков будет весьма полезно.
– Напрасная трата живой силы! Многого они не узнают и только понесут зря потери! – возражал полковник.
– Взаимодействие армии и крепости в том и заключается, чтобы заставить противника дробить свои силы между ними.
– Академическое рассуждение. Роман Исидорович. Своя рубашка ближе к телу. Пусть Куропаткин сам о себе заботится, – вмешался Стессель.
Пока генералы вели между собой беседу, Померанцев и Гантимуров занялись приготовлением завтрака. Появился накрытый белой скатертью стол, на котором живописно разместились закуски. Захлопали пробки, и батарея разнообразных бутылок дополнила убранство стола.
– Не кручинься, Анатолий Михайлович! Попомни мое слово, разобьем мы макак косорылых в пух и прах, и будешь ты генерал-адъютантом, а то и фельдмаршалом. Всех самотопов подчинят тебе, и они станут ходить по струнке. За нашего вождя и полководца генерала Стесселя! Урррааа! – заорал Никитин и полез целоваться со своим другом.
Потом пили за Кондратенко, Никитина, артиллеристов. Никитин поднял бокал даже за железнодорожников, но Стессель запротестовал.
– За штатскую сволочь не пью! – категорически заявил он.
Звонарев
– Когда же ваша свадьба, молодой человек? – обернулся к Звонареву Стессель. – Моя жена уже приготовила для Вари подарок.
– Боюсь, что никогда, ваше превосходительство.
– Фордыбачит, значит, девица. Она с норовом. Быть вам под башмаком до конца своих дней! – продолжал Стессель.
– Я не отказался бы от такого очаровательного башмачка! – вставил Гантимуров, иронически оглядывая Звонарева.
– Что ж, обручения еще не было. Можете попытать счастья, – усмехнулся Стессель.
Поезд остановился у разъезда одиннадцатой версты. В вагон тотчас же вошел Фок в сопровождении начальника своего штаба полковника Дмитриевского. Отдав Стесселю рапорт о положении дел на позиции, Фок поздоровался со всеми и занял место рядом, со Стесселем.
– Чем порадуешь, Александр Викторович? – спросил Стессель, наливая ему водки.
– Радости особой нет, во и печалиться не из-за чего! – растягивая слова, ответил Фок. – Водку мне наливаешь зря. Я ее не употребляю, поэтому предоставляю свою порцию Владимиру Николаевичу, – кивнул Фок на уже сильно подвыпившего Никитина.
– Не отказываюсь, – тотчас отозвался последний. – Известно, что немцу смерть, то русскому здорово! За ваше здоровье, господин Фик-Фок на один бок! – И Никитин демонстративно осушил свою рюмку.
Стессель нахмурился и сухо заметил Никитину:
– Пожалуй, Владимир Николаевич, тебе пора перейти к сельтерской.
– Сейчас последую твоему мудрому совету, Анатолий Михайлович. Кирилл Семенович, распорядитесь-ка там, пожалуйста, чтобы мне немецкой водички подали! – обернулся, к Померанцеву Никитин.
Стессель вышел вместе с Фоком из вагона и стал прогуливаться, вдоль поезда.
– Получил повторный приказ о выезде из Артура, – хмуро сообщил он Фоку.
– Кому известно содержание телеграммы?
– Мне и Рейсу. Морякам копии нет, только Смирнову.
– Значит, все в порядке! Пошлешь заготовленный нами ответ, и дело с концом. Смирнову, конечно, ни гугу!
– Само собой разумеется! – поддакнул Стессель.
– Зачем едет этот умник Кондратенко? Меня, что ли, учить уму-разуму?
– Хочет ознакомиться с позицией на твоем участке и заглянуть в свой Двадцать шестой полк на правом фланге.
– Он слишком много фантазирует и бог знает что воображает о себе. Надо его сократить, а в случае надобности и убрать совсем, а то со своей юношеской лихостью он натворит нам бед.
– Какой же он юноша в сорок семь лет?
– С высоты моих шестидесяти двух, конечно, ни совсем юноша!
Пока генералы разгуливали по платформе, Кондратенко подозвал к себе Дмитриевского и начал расспрашивать о положении на фронте. Науменко достал карту и попытался нанести на нее расположение частей, но тотчас же запутался: целый ряд деревень оказался не отмеченным на карте, другие были нанесены неверно, названия перепутаны.
– Не карта, а одно недоразумение! – возмущался Кондратенко. – Шесть лет владеем Квантуном и не удосужились изготовить, приличных карт! Воюешь на совершенно неизвестной местности. Что же тут удивительного, коль получается путаница!