Портартурцы
Шрифт:
Повествование романа развивается при двойном конфликте, двойной коллизии: военный, внешний конфликт, и внутренний конфликт между солдатами, младшими офицерами, с одной стороны, и высшим командованием армии, с другой. Обе эти линии взаимно переплетаются. Нарастание драматизма в столкновении сражающихся армий усиливает и выявляет трагическую непримиримость интересов народа и царского генералитета.
Сюжетная динамика как бы вбирает в себя схему военных действий. Все полотно приобретает панорамно широкое и в то же время графически четкое построение, в него как бы вписывается карта порт-артурской обороны.
На строгих весах художественной пропорции Т.
Непосредственному развитию повествования Т. М. Борисов предпослал широкую экспозицию, показав нелепость действий царского правительства, которое тратит громадные средства на «пасхальное яичко» — город Дальний и плохо, беспечно ведет строительство военных укреплений на Ляодунском полуострове. Меркантильные страсти русских предпринимателей, злоупотребления, преступная доверчивость чиновников, которой пользуются японцы, опутывая все сферы жизни сетью шпионажа, — вот та атмосфера, которая царит в Дальнем и Артуре. Убедительно изобразив среду, в которой развивались действия, Т. М. Борисов тем самым подготовил и мотивировал дальнейший ход событий.
Образ русского солдата вырисовывается у Т. М. Борисова в полный рост. Писатель создает яркие, насыщенные драматизмом сцены, из которых восстают, по-богатырски раздольно и сильно, самоотверженность и мужество русских людей, одетых в серые шинели.
«…Вот уже смолкли все батареи полка и только на одной еще ожесточенно стреляли. Фон Шварц отправляется туда и видит, как на пустом дворике канонир Петраченко, оставшись в одиночестве, возится у пушки.
— Ты что тут один делаещь?
— Снаряды достреливаю, ваше высокоблагородие. Японцев, как мошки. Даже долго целиться не нужно.
— Отойди от орудия. Ты взят на прицел!
— Ничего, — спокойно ответил Петраченко, засовывая мешок с порохом».
Вот так просто, естественно солдат выполняет свой воинский долг.
А рядом с этой спокойной силой — раздерганный, вялый и беспомощный генерал Фок. С самых первых эпизодов битвы за Артур Борисов противопоставляет эти два начала — русских солдат и высшее командование. Чем дальше от солдат, от боев, тем бесплодней и ограниченней командование, тем беспощадней и сатиричней краски, которыми пользуется Т. М. Борисов, рисуя его бездарность и немощь.
Он сосредоточивает свое внимание главным образом на описании Фока и Стесселя.
Сатиричность в обрисовке Фока нарастает постепенно. Изображая его в момент сражения под Киньчжоу, где русские легко могли закрепиться и ночной контратакой выбить неприятеля, Борисов подчеркивает крайнюю растерянность Фока, который не управляет боем, потому что отравлен страхом перед Куропаткиным, которого он боится больше японцев; вдобавок к этому Фок заражен еще и бестолковостью Стесселя
На первых порах Фок вызывает у нас не только раздражение, но в какой-то мере и сочувствие. Он страдает, сам разоблачает себя, сам себе высказывает приговор и клеймит презрением: «История заклеймит меня, оправданий не подберешь». Однако это самобичевание не столько вызвано искренней горечью поражения, искренним сознанием своей вины, сколько уязвленным самолюбием тщеславного генерала, оказавшегося в смешном положении. К угрызениям совести примешивается жажда славы.
Постепенно образ Фока теряет свою усложненную психологическую развернутость, все явственнее выступает
«— Сдаться не собираетесь? — спрашивает Фок у солдат.
— Ни в коем случае, — выкрикнул ефрейтор. — Это будет позор для вас, ваше превосходительство.
— Разве только для генералов позор?
— Так точно. На вас вся вина ляжет. Вы за всем смотрите, — ответил ефрейтор».
И уже совсем в сатирическом свете выглядит Фок, когда он подает «трактат» о сдаче крепости. Этим документом он хочет стяжать себе славу военного теоретика, хочет «научно» обосновать сдачу крепости и вырвать пальму первенства у Стесселя. Весь эпизод характеризует Фока как старчески болтливого, претенциозного, нелепого и бессильного старика, не понимающего настроения русских солдат и неспособного использовать боевой дух войска.
Еще резче и сатиричней описан Стессель. Борисов знакомит нас с ним в тот момент, когда началась война. Японцы обстреляли русский флот, и Стессель, командующий обороной крепости, отдает приказ занять всем места, соответственно диспозиции, а оказывается, что диспозиции-то и нет, ее не удосужились составить. Артур уже давно был под угрозой нападения, а в крепости никто не знал, что нужно делать и где нужно находиться в случае начала военных действий.
Стессель не очень часто появляется на страницах книги, он держится вдали от событий, происходящих на передовой и составляющих как бы базис художественных построений Т. М. Борисова. События развертываются, а Стесселя все нет и нет. Приемом «отстранения» Стесселя Т. М. Борисов, пользуется для того, чтобы показать разобщенность главного командования и армии. Вот одна из сцен, в которой художественно реализуется эта задача и саркастически изображается «участие» генерала Стесселя в боевых действиях.
Начался жестокий ночной бой, идет атака на третий форт, возможен прорыв неприятеля. А Стессель? Стессель дома с женой.
Вбегает денщик:
«— Это я, Прокоп, ваше превосходительство. На третий форт атака, и, кажется, на Китайскую стену. Посмотрите, что делается.
— Скажи ординарцу, пусть седлает лошадей, — распорядился Стессель».
Мы облегченно вздыхаем. Ну, кажется, проняло Стесселя, воспылал генерал воинским духом, сейчас поскачет в штаб или к передовым укреплениям, разберется в обстановке, отдаст нужные приказания. Но не тут-то было! Сцена развертывается дальше, в действие вступает генеральша Вера Алексеевна, хорошо знающая своего мужа. Она в недоумении от приказа Стесселя.
«— Ты же не поедешь?
— Куда ехать, голубушка? Я вызову сюда полковника Рейса, а кони пусть в седлах постоят… Такой момент и без приказаний. Разве это логично?!»
Этим все и закончилось. Армия оказалась без управления. Диву даешься, как эта неуправляемая в момент боя армия могла так упорно сопротивляться врагу. «Управление» начиналось во время передышек между боями: волны неприятельских атак отбиты, и вдруг приходит приказ оставить линию обороны. «Как же так?» — удивляются солдаты. В их сознании постепенно накапливается недоумение и недовольство нелепыми распоряжениями, чуждыми боевому настроению, пониманию обстановки. Уже после первых боев под Киньчжоу солдаты говорят о генералах: