Портартурцы
Шрифт:
Канонада разрасталась, бой развернулся вовсю. Во время завтрака Иновы услышали резкий залп.
— Узнай по телефону, что это за выстрелы, — попросила Инова мужа.
Модест Владимирович позвонил градоначальнику Сахарову:
— У телефона Инов, Это вы, ваше высокоблагородие? Слышим. Неужели? Эти резкие выстрелы наши? Канонерка «Бобр»? Ну, слава богу! С горы, говорите, прекрасное зрелище? Надо сходить.
Валя, прислушиваясь к телефонному разговору, смотрела только па китайца. При упоминании о «Бобре» лицо его изменилось, он рванулся, хотел,
«Значит, «Бобр» для него неожиданность», — подумала девушка.
После завтрака Инов с дочерью поднялись на ближайшую высоту, которая была уже усыпана русскими и китайцами. В самой гуще вертелся и маленький бой Иновых. Увидев хозяев, он скрылся в толпе. Левее вершины Самсона поднималось в небо грязное облако. Слышны были залпы нескольких сот полевых орудий. Эти залпы то и дело смешивались с выстрелами морских орудий.
Валя вернулась домой к обеду. Китаец был в большом смущении. Маленький слуга Миша куда-то бегал по приказанию Василия. Девушка продолжала следить за ними. Обед прошел оживленно. Канонада утихла. У Иновых обедал личный секретарь градоначальника. Он смотрел на Валю и говорил без умолку.
— Японцы пускаются на всякие хитрости. Очень отличилась вторая полевая батарея.
Валя вздрогнула, но, скрыв смущение, спросила поручика:
— Вторая батарея, говорите, а она не Забайкальского дивизиона?
— Нет, четвертой артиллерийской бригады. Полмесяца тому назад она мирно квартировала около водокачки. Поручик Карамышев рассказывал, что они на Квантуй прибыли прямо из Нерчинска.
— Вторая батарея из Нерчинска! — воскликнула, покраснев, Валя.
Отец и мать удивленно посмотрели на дочь. Девушка заставила себя успокоиться.
«Боже мой», — подумала она. — Тихон был здесь рядом, а я его не видела».
Модеста Владимировича вызвали по телефону в банк. Вслед за ним вышла и Серафима Прокопьевна. Поручик и Валя остались один.
— Почему вы не познакомили меня с милейшим Карамышевым, который прибыл сюда со второй батареей? — спросила девушка.
Поручик опустил голову,
— Я понимаю так, что вы уже с ним давно знакомы и по случайности вами упущена встреча?
Валя подала собеседнику руку, с участием заглянула в глаза:
— Вам следовало бы бытьтам, где льется кровь… и даже мне, хотя бы в качестве санитарки.
Поручик порывисто произнес:
— Сейчас же-все разузнаю о второй батарее.
Распростившись, он ушел.
Валя подумала:
«Как неожиданно все получилось. И удачно, Всеволод Григорьевич будет думать, что его соперник — тоже офицер. И никто, кроме меня, здесь на Квантуне не взгрустнет о бедном солдате Тихоне». На ресницах у девушки заблестели слезы.
К вечеру пушечные залпы уже не казались такими резкими и назойливыми. Жители города успокоились. Валя побывала на площади. Возвратившись домой, она не нашла в буфете серебра и лучших фаянсовых и хрустальных сервизов.
— Мама! — крикнула девушка.
Из гостиной вышел мальчик.
— Где Василий?
— Моя не знай…
Указывая на изящные туфли своей хозяйки, мальчик продолжал:
— Надо сынимай, ходи не могу, а это вот ваша надевай.
Миша поставил около ног Вали пару дорожных ботинок.
— Что ты делаешь, что говоришь, я не пойму.
— Железная дорога ломай. Японцы Киньчжоу бери… Скорей, скорей! Моя лошака сюда таскай.
Мальчик убежал. Валя отворила дверь спальни. Серафима Прокопьевна спала.
— Мама, вставай, — сказала дочь и закашляла, чтобы не разрыдаться. — Нам ехать надо.
— Куда?
— Миша говорит — в Артур.
Со двора послышалось щелканье бича и стук колес.
— Неужели?! — воскликнула Серафима Прокопьевна.
— Да, мама. Китайцы не ошибутся. Одевайся, а я позвоню папе. Надень вот эти дорожные ботинки.
В банке шло совещание, и никто из участников его не знал о событиях, развернувшихся к вечеру тринадцатого мая. Когда Модест Владимирович приложил к уху трубку телефона, он побледнел, руки его затряслись.
— Да говори же толком, куда нужно сейчас ехать? В Артур? Василий скрылся, подводы уже во дворе, Миша привел?.. Ничего не пойму… Позиция сдана?.. Ерунда. Китайцы знают, говоришь? Сейчас бегу. — Инов повесил трубку и, обратившись к директору, сказал:
— У меня в квартире происходит что-то невероятное. Узнавайте официально, в чем дело, а я побегу.
— Обождите, Модест Владимирович. Раз говорят китайцы, то уж будьте любезны — дело серьезное. Я на всякий случай выдам аванс. Кто знает, куда и как мы попадем. Остальную наличность сдам градоначальнику или попрошу у него конвой.
Было 6 часов 30 минут вечера. Модест Владимирович увидел в передней своей квартиры чемоданы. Тут же стояла небольшая корзинка с провизией. Мать и дочь сидели в гостиной, одетые по-дорожному.
Серафима Прокопьевна упала на грудь мужу:
— Ехать скорее, ехать! Они знают.
— Кто — они?
— Да китайцы.
— Знать-то они знают. А серебро стянули… Остальные вещи все в порядке?
— Ты сам знаешь, что чемоданы еще не открывались с апреля, когда мы пытались выехать на север по железной дороге.
— А все они — сундуки и чемоданы?
Модест Владимирович выбежал в переднюю и вернулся оттуда с покрасневшим лицом:
— Сундука с меховыми вещами, в котором лежит твое соболье манто, нет.
Серафима Прокопьевна закусила губу и упала в кресло.
— Папа! — громко сказала Валя.
Инов виновато провел левой рукой за ухом:
— В самом деле, что это я? Гибнет город, а — я о каком-то манто шум поднял.
Инов решил взять на дорогу побольше консервов и вина. Он спустился в кухню, откуда был ход в погреб. На полу хрустела солома. Модест Владимирович зажег свечку. Кухонная посуда с полок исчезла, дверь в погреб была открыта, из подвала тянуло запахом коньяка. Опустившись вниз, Инов воскликнул: