Портартурцы
Шрифт:
— Ваши предположения? — обратились все к нему.
— Японцы боятся наших минных заграждений и фугасов. Через своих шпионов они о них знают и, понятно, знают также, что никаких работ в этом отношении у нас не проводилось по берегу моря.
Полковник Лапэров предложил офицерам засветло осмотреть лошадей, орудия, людей, обоз.
С появлением офицеров артиллеристы еще более насторожились.
— Большое дело будет, — шептались канониры и ездовые.
В сторону позиции прошли две роты стрелков. На левом фланге усилилась перестрелка.
Поручик Карамышев был исключительный математик и прекрасно руководил стрельбою по невидимой цели. Он взобрался на ближайший холм и стал прислушиваться к ружейной стрельбе. Несколько минут Карамышев потратил на уточнение наших и неприятельских выстрелов. Сначала русские палили часто и настойчиво. Но вот включилась неприятельская артиллерия. Потом все смешалось. Прошло немного времени, стрельба из винтовок возобновилась, но Карамышев не уловил прежнего ритма боя… Отсутствовали залпы защитников… Он поднялся еще выше, рассматривая при помощи бинокля наши окопы. Сгущающиеся сумерки мешали что-нибудь определить.
«Слух не обманывает — наши отступают», — подумал поручик. Спустившись к батарее, он подошел к командиру, сидевшему на лошади.
— Ну, что?
— Следовало, бы, ваше высокоблагородие, послать к станции кого-нибудь из фейерверкеров, — надо выяснить положение.
Полковник уловил тревогу в голосе Карамышева.
— Вы правы, поручик. Пошлите Подковина и распорядитесь, чтобы батарея не вытягивалась вдоль дороги, так как мы еще не знаем, в какую сторону нам будет приказано ехать, а стала бы повзводно и по сторонам дороги в два фронта.
Получив приказание явиться верхом к Карамышеву, Подковин вскочил на лошадь и подъехал к группе конных офицеров, остановившихся на дороге. Среди них он увидел ординарца генерала Фока.
— Вам приказано следовать к деревне Наньгуалин. Не загромождайте особенно дорогу, — передавал ординарец распоряжение генерала.
— Значит, позиция оставлена! — воскликнули офицеры батареи.
Сердце Подковина сжалось, по телу пробежала дрожь. Он приподнялся на стременах и напряг слух.
— Полк отходит. Решено придвинуться к Артуру.
— А город Дальний? — громко, с тревогой спросил Карамышев.
— Будет оставлен сегодня ночью.
Подковин подъехал к Карамышеву.
— А, это ты, — произнес поручик, увидев Подковина. — На сей раз отставить. Возвращайся к своему лафету.
— Батарея, марш за мной! — скомандовал Лапэров.
— Первая полубатарея, марш за мной! — скомандовал капитан Мехметинский.
— Вторая полубатарея, марш за мной! — скомандовал штабс-капитан Ясенский.
Младшие офицеры подхватили команду. По каменному грунту загромыхали орудия, сытые лошади, вытащив их на проселочную дорогу, круто повернули в сторону Порт-Артура.
Дорога шла по скалистому склону. Местами на ней выступали острые углы.
И вдруг над головами просвистели пули, раздалось четыре настойчивых залпа, заработал пулемет.
Батарея рванулась и помчалась. Грохот усилился. Подковин еле держался на скользком сидении. Лошади храпели. На каждом крутом повороте передок резко наклонялся.
— Взвод, стой! — раздалась команда старшего фейерверкера.
Остановку пришлось сделать неожиданно. Упряжки забежали одна за другую, свернули с дороги. Батарея догнала пехотинский обоз. Его нужно было объехать, и тут получилась заминка. Как только лафет остановился, Подковин соскочил, чтобы направить постромки и вывести лошадей на дорогу. Только он успел привести все в порядок, как раздалась новая команда:
— Взвод, вперед!
Не проехали и полверсты, опять остановка. Снова сгрудились лошади следовавших впереди упряжек. Запасной лафет остановился на каменистом взлобке. Передок лафета вздыбился. Подковин осмотрел постромки. Батарея снова двинулась вперед, но лафет не тронулся, хотя лошади дернули со всей силой.
Слева продолжали стрелять. Из полумрака ночи до слуха ездовых и Подковина докатилось: «Кавалерия». Ездовые стегали лошадей, а Подковин возился у сцепления передка с хоботом лафета. Ощупав рукой под передком, он понял, что сошник врезался в трещину скалы.
— Что ты там ищешь? — кричали Подковину ездовые.
— Сошник за камень задел.
Просвистели пули и ударились немного сзади в гору.
— Отстегивай постромки! Вскакивай на лошадь!
Кони рвались и ржали. Петли постромок плотно облегали вальки, болтавшиеся из стороны в сторону.
— Руби постромки!
Подковин выхватил шашку и ударил ею несколько раз по твердой просмоленной веревке. Тупое неотточенное лезвие оставило на постромках еле заметные царапины. Тихону вдруг стало стыдно за проявленное малодушие.
— Слезайте, отцепим! Сзади нас батальоны солдат. Что скажут, если мы без лафета с порубленными постромками приедем. Судить будут!
Усилия трех человек оказались напрасными — сошник засел крепко.
— Поликарпов! Отстегивай свою пару и веди ее к задку! — крикнул один из ездовых.
Справа над горой поднялась луна. Подковин услышал мерные шаги пехотинцев и, оглянувшись, увидел отсвечивавшие штыки винтовок.
— Поликарпов, ворочай дышло влево, а вы, братцы, — обратился Подковин к подошедшим пехотинцам, — весь лафет приподнимите и колесами тоже влево.
Прием удался. Подковин выхватил шворень, и через минуту упряжка спокойно двинулась вперед.
2
Отступающие войска и группы раненых задерживались на станции Наньгуалин. На перроне, тускло светили фонари. Около товарных вагонов толпились раненые. Измученные солдаты не знали, к кому обратиться за помощью.