Портартурцы
Шрифт:
— Его родственники в письме просили узнать о нем, — покраснев, ответила Варя.
— Вот-то обрадуется землячке. А вы тоже иркутская?
— Да, — чуть слышно сказала Варя.
В ложбину упало два снаряда. Разорвалась шальная шрапнель.
— На «сквозняке» продувает, — усмехнулся орловец. — Надо осмотреться и выждать. Тут и винтовочные пули часто царапают. Смотрите, осторожней.
— От своей пули не уйдешь. Так ведь говорят солдаты.
— А лезть на нее, на пулю эту, тоже нечего…
Орловец и санитар поставили носилки на землю.
С
— Чего же мы ждем? — спросила Варя.
— Тут вот нужно побыстрее, сестрица, перебегать, и сразу же после взрывов, пока заряжают.
Сразу стало тихо. Ни свиста пуль, ни гула снарядов. Своим напряженным слухом Варя уловила стук далеко едущей двуколки.
— Пора двигаться, — обратилась она к орловцу. — Идите вперед.
Рой пулеметных пуль пронесся впереди у конца опасного пути.
— Улетели пчелки, — проговорил санитар. — Поторапливайся, не жди новых.
Варя торопливо шла и думала: «Вот он едет и не узнает. Лошадь испугалась снарядов и бросилась в ее сторону. Смяла. Тихон соскочил с двуколки, наклонился и узнал… Ей больно, но она улыбается…»
Через дорогу пролетело несколько пуль.
— Братцы! Подождите! — закричала Варя, хватаясь за правый бок и приседая на землю. — Подождите, — уже стонала она, упав на колени.
Орловец и санитар поспешно уносили раненого. Свист пуль подстегивал их. Из-за поворота, гремя, показалась двуколка. Орловец радостно закричал:
— Подковин! К тебе замлячка приехала! Сюда, скорее!
Двуколка поравнялась с носилками:
— Что ты кричишь?
— Да разве не узнаешь? Вот она. — Оглянувшись, орловец побледнел. Руки его затряслись. Вари сзади их не было.
— Смотри! Смотри! Беги! Да останови лошадь здесь! — волновался орловец, увидев сестру милосердия, корчившуюся на самом опасном месте. Несколько секунд он переминался с ноги на ногу, потом крикнул санитару, который вместе с ним нес раненого: — Станови носилки! Бежим!
Орловец первый подбежал к Варе и, подхватив ее за плечи, поволок вдоль дороги. К нему присоединился санитар. Подковин минуту ничего не понимал. Стон раненой точно кнутом стегнул его и он бросился вперед, оставив лошадь на дороге.
— Поддерживай под спину, — шепнул, задыхаясь, орловец. — Кажись, в правый бок угодило.
Подковин обхватил Варю за плечи. Орловец, выпрямившись, приподнял голову девушки.
— Варя, голубушка! — прошептал Тихон. У него подогнулись колени.
— Ты что? Не задерживай! — крикнул санитар, увидев, что тело Вари стало клониться к земле.
Две крупные слезы скатились из глаз Подковина. Но бодрость вернулась к нему. Руки раненой зашевелились.
— Варя! Схватывай меня за шею. Братцы, обождите… вот так…
Варя открыла глаза. В них на секунду мелькнула радость, но сейчас же по лицу разлилось страдание. Подковин увидел, что губы девушки шевелятся. Он наклонился к ней и услышал:
— Это ты?
— Не
Орловец вскочил на двуколку:
— Я до первого зигзага! — крикнул он и во всю прыть погнал лошадь в сторону батареи.
Пуля прошла правее позвоночника между ребер и, по-видимому, застряла в печени. Варя потеряла сознание.
Орловец вернулся быстро.
— Старший офицер разрешил тебе увезти Федулина и сестру в госпиталь на двуколке, — обратился орловец к Подковину.
Орловец помог уложить на двуколку Федулина и сестру. Подковин сел к передку. Голову Вари положили к нему на колени.
— Езжайте, — сказал с грустью орловец. — А я побегу. Медлить нельзя. Того и гляди под темноту полезет.
Только теперь, держа в руках голову Вари и ощущая ее теплоту, Подковин понял, что это действительность, а не сон. Девушка стонала. Бледные щеки ее несколько впали. Отчетливо обрисовывалась ямка на приподнятом подбородке. Такой ямки, Тихон помнит, у Вари раньше не было. Слегка матовые веки закрытых глаз и черные брови оттеняли неестественную белизну лба. Губы были плотно сжаты.
«Вот при каких обстоятельствах пришлось встретиться, — думал Подковин. — Какой поступок! Чем его можно окупить?» Тихона вдруг поразила мысль, что на его руках не только добрая, красивая и милая девушка, но и героиня.
Подъехав к месту стоянки батарейного обоза и канцелярии, Подковин убежал в помещение и принес две фляги горячего чаю, два матраца, набитых морской травой, и подушку.
Федулин лежал на носилках с открытыми глазами и стиснутыми зубами; грудь его высоко вздымалась. Он жадно выпил фляжку чаю.
Когда Варю перемещали на мягкую подстилку, она очнулась. Отпив несколько глотков из поданной Подковиным фляги, она приподняла веки:
— Тихон, это ты? — Варя взяла Подковина за голову. Он поцеловал ее в щеку.
— Надо ехать, — сказал санитар.
На двуколке трясло. Варе стало хуже, но она не спускала глаз с Подковина, который согревал ее руки в своих.
Ехали вдоль бухты. На темнеющем небе резко выделялся Ляотешань. Вправо от острых пик выплывал серебряный серп молодой луны. В мягком полумраке лицо Вари показалось Тихону безгранично ласковым. Он вдруг явственно услышал биение своего сердца. Наклонившись, Подковин сунул одну руку под плечо девушки и приподнял ее, чтобы поправить сбившийся от тряски матрац. Дыхание девушки коснулось щеки Тихона, и он склонился еще ниже.
Из мортиры Золотой горы взлетел кверху сноп огня и через мгновение превратился в огромный белый столб дыма, от верхушки которого, колеблясь, отделилось широкое кольцо. Варя вздрогнула от выстрела.
«Начали пускать через час по ложке», — подумал Подковин. Руки Вари все еще вздрагивали.
— Тебе не холодно? — спросил Подковин девушку.
— Да. Но мы скоро приедем. Дай мне пощупать твое ухо. Оно, кажется, холодное-прехолодное…
Печально улыбнувшись, Подковин наклонился к Варе. Теплая рука коснулась его щеки, и он услышал: