Портфолио в багровых тонах

Соболева Лариса Павловна

— Бедная девочка.

Вдруг Ася вскинула на него глаза, и он увидел, что это другая Ася, незнакомая, прожившая, по крайней мере, десять жизней.

— Так он и туда завалил, — сказала она уже другим тоном, жестким. — Я оттолкнула его и убежала. Но перепутала сторону, попала на кухню. Эта свинья думала, я играюсь с ним, бросился догонять. Я выхватила из подставки нож и предупредила: если не даст пройти, я заколю его. Дал. Я собрала вещи, выскочила голой во двор, там оделась и успела на электричку. Нож забрала.

Отца потряс скупой

рассказ дочери, он вообще забыл, где находится, забыл о просьбе Гранина. Филипп Юрьевич и вопросы задавал, чтобы не следователю угодить, а самому понять Асю. Его, человека упорядоченного, жизнерадостного, умеющего ценить жизнь, интересовало, где и когда сломалась дочь.

— А как очутилась в парке?

— От вокзала шла пешком, решила сократить дорогу через парк, ведь у меня был нож. И знаешь, я уже ничего не боялась, как будто мне вживили другой моторчик, а он заработал по-другому, ты понимаешь меня?

— Да, Ася, я понимаю.

В подтверждение отец взял кисть руки дочери, она была безвольная и холодная, странно, что эта нежная ручка несла смерть. Филипп Юрьевич слегка сжал кисть, давая понять Асе, что он готов принять часть ее боли на себя.

— В парке встретила Нику. Случайно. И мне… мне вдруг захотелось ее напугать, напасть, причинить боль… Но чтобы она не узнала меня.

— Ты ее так не любишь?

— Ненавижу. Я отвернула воротник свитера, надела его на голову, а нижней частью закрыла лицо до глаз, он же большой. И кралась за Никой, кралась… А она вышла на поляну, где парень с девушкой любили друг друга. Папа, я вспомнила старую свинью, мне стало так обидно… За Стервой погнался парень, а девушка… осталась. А мне было обидно. Мне было очень обидно. Ну почему она с таким красивым парнем, а мне достался вонючий и старый урод? Почему я должна делать не то, что хочу, а то что надо… кому-то.

— Маме?

— Не называй ее мамой, — резко бросила Ася, рассердившись.

— Зачем ты ее убила?

— Девушку в парке?

И вдруг его красавица дочь подняла плечи. Она не знала! Филипп Юрьевич отер пот со лба платком и попросил:

— Дальше? Я хочу знать все.

— Мне хотелось ее искромсать, но тут зазвонил телефон. Это меня остановило. Я взяла трубку и услышала, как Глеб… так называла его девушка… как он зовет ее. Я убежала. А нож забыла. Но я в таком состоянии была… как будто отомстила.

— Кому? — спросил папа.

— Не знаю. — Она снова попала в тупик, но ненадолго, в следующую секунду с азартом рассказала: — Я решила вернуться к Джагупову. Приехала туда следующей ночью, было открыто окно, я вошла. Смотрю — кабан валяется на диване, храпит, мне захотелось пошутить, пощекотать его брюхо и посмотреть, что будет. Я тихонько прошла на кухню, взяла нож. Потом в прихожую убежала и стала его будить — звонила с трубки, которую забрала в парке. Ну, а потом… потом… так получилось. Я хотела отомстить, наверное.

— Ты догадалась, что попала в кадр?

— Конечно. Я украла винт,

знакомый парень смог запустить его, но я не нашла фотографий из парка.

— Понятно. Это ты напала на Нику однажды ночью в офисном центре?

— Откуда ты все знаешь?

— Следователь рассказал.

— Ммм! Ну да, да. Я хотела ее уничтожить и найти свои фотки из парка, она же могла меня узнать по глазам, у этой гадины память на лица… И я зашла к ней, смотрю — лежит на канапе, спит. Но свет вырубили. Ремонтировали проводку почему-то ночью…

— Днем электричество необходимо для работы, а ночью никого нет, — объяснил папа. — Значит, девушек тоже ты?

— А почему мне одной досталось? Мариночка, Джагупов? Почему я должна честно биться за победу, а кто-то купит ее? Юля не успела попасть к нам, сразу же презрение выдала, мы для нее — никто. И победа ей уже обеспечена папой. С какой стати? Я позвонила ей с трубки Глеба и сказала, что нас будет снимать Ника на крыше. Вот и все.

— Остальные при чем?

— Ненавижу, — сникла Ася, видимо, она устала. — Конкурсы, участниц, успех ненавижу. Съемки… ненавижу. Не понимаю, как этот гад догадался? Я же была уверена… была уверена…

Горе Филиппа Юрьевича было безразмерным. Он любил Асю, любил и сейчас, жалел дочь и казнился виной. К сожалению, он воспринимал рассказы об отношениях Аси с матерью как короткие юморески, не догадываясь о размерах несчастья девочки. Он, отец, не уловил, не услышал в интонациях боли и одиночества, крика о помощи.

— Ася, я найму адвоката, — сказал он напоследок.

— Не надо, папа. Не трать деньги, я все равно… Не стоит.

— Я найму. Лучшего. Машину продам…

Потом обратную дорогу утирал слезы, спрашивая себя вслух:

— Почему?.. Почему?!.

И не было ему стыдно. Разве что стыд выгрызал душу за то, что не мог ответить на вопрос: «Почему это случилось с его Асей?» Не сказал дочери, что Марину хватил инсульт, разбил паралич. А как он хотел бы высказать накипевшее бывшей жене! Да, все надо делать вовремя.

* * *

— Ты куда? — перегородил дорогу Эве Гриша.

— Извини, я тороплюсь.

Обычно она радовалась встрече, а тут обошла его и удалялась. Гриша крикнул, надеясь, что соблазнит Эву:

— Я приглашаю тебя на ужин!

— Спасибо, но мне некогда.

Странно. Накрапывал дождь, а Эва без зонта. Факт показался подозрительным. И куда это она торопилась, кто ее ждет?

Никто не ждал Эву, в том-то и дело. Ощущать себя лишней, не иметь никакого выхода и жить с нарастающим страхом… невыносимо. Чего она боялась? А всего. Абсолютно всего, кроме привидений, домовых и прочих сказочных персонажей. Эва боялась самой жизни, не зная, как к ней приспособиться. Она ничего не умела. Как выживать, что для этого нужно — не знала. Да уже и не хотела. Подойдя к офисному центру, Эва позвонила матери, денег осталось ровно на пару коротких звонков.