Портрет моего мужа
Шрифт:
...его скрутили там же, в доме, предварительно оглушив.
И выводили, не понимающего, что происходит, отрезанного от собственной силы, под вспышки магнезии. Откуда взялись репортеры? Кто им рассказал о смерти Ригис? И ведь не одному, но многим, а они слетелись, как чайки на дохлого кита.
...потом, позже, писали о любви, его, Кириса, которая переросла в манию. Кто-то нашел свидетелей, готовых поделиться историей, пусть и лживой, придуманной, но для тех людей она выглядела вполне себе правдоподобно.
Конечно, любовь была.
И
Он не давал бедной девочке прохода, ревновал безумно... она боялась. И пожаловаться тоже, ведь знала, где Кирис работает.
Никакой логики, но лишь эмоции, а люди эмоциям верят почему-то куда больше.
...его вытащили из полицейского участка уже через пару часов. Сняли с допроса, и кажется, прибыл Корн лично, его голос Кирис слышал сквозь кровавую пелену: допрашивали его интенсивно.
Корн орал.
И на него, Кириса, тоже, хотя он честно предъявил печать. Только полиции было наплевать. Почему? Та тройка попала под служебное расследование. И да, факт взятки удалось установить, у одного, еще двое были свято уверены, что действуют во благо. Как иначе, когда закон слишком мягок.
...была пара недель на больничной койке, потому что отбитые почки и переломанные пальцы - это, оказывается, не так просто.
А еще легкое пробитое.
...селезенка, которую чудом удалось срастить. Внутреннее кровотечение, сотрясение мозга и запредельная доза блокиратора вкупе с какой-то травяной гадостью, которая это самое кровотечение усилило. Он бы загнулся ночью в камере, но целители не позволили.
А газеты визжали. Они захлебывались пеной. Кто-то слил про нож и отпечатки на нем, а потом и про Управление, которое спешило выгородить виновного сотрудника...
...и Кириса уволили.
С позором.
– Ты понимаешь, - Корн пришел сам. Он всегда приходил лично, когда собирался предложить очередную бочку с дерьмом.
– Мы, конечно, можем устроить суд и выиграть, в принципе, это и сделаем, потому что негоже тебе ходить под петлей.
Пальцы не болели. Легкое дышало, а ребра, если и ныли, то скорее в воображении Кириса, чем на самом деле. Вот сила не слушалось, что ему вкололи выяснить так и не удалось, но из-за этой дряни восстановление шло куда медленней, чем могло бы.
– Но наш фигурант очень рьяно принялся тебя защищать. Появилась пара статей с вопросами, которые, скажем так, идут вразрез с общепринятым мнением. Да и ко мне обратился один человек, из Сената... весьма обеспокоен тем, чтобы суд был действительно справедлив.
– Зачем ему?
– иногда Кирис все еще кашлял.
Часто - кровью, он даже попривык к ее вкусу. Что сделать, если нынешний уровень невосприимчивости к силе у него запредельно высок?
– Кто знает этого засранца. Предполагаю, хочет вытянуть, что нам известно. В общем, уволить мы тебя уволим. Поставим ограничение на службу в государственных органах...
– Корн постучал пальцами по тумбочке.
– Апельсинчик почистить?
– Обойдусь.
– Газеты... подкинем им еще информации, пускай пройдутся вдоль и поперек.
Согласия никто не спрашивал.
– Из тебя сделают
– Пить?
– И побольше. Можешь еще на жизнь пожаловаться, только не особо увлекайся. У тебя типаж не тот... в общем, когда предложит место, соглашаться не спеши, позволь себя уговорить.
Больничная койка с панцирным днищем провисала, и чтобы повернуться, приходилось делать усилие, а усилие отзывалось ноющей болью в груди.
Его хотели убить.
И убили бы.
Потом, конечно, списали бы на попытку побега при сопротивлении. Быть может, кого-нибудь отдали бы под суд, но Кириса это бы не воскресило.
– Думаешь, - он сумел не поморщиться, только Корн покачал головой, велев:
– Лежи. Ты выглядишь в достаточной мере жалко, постарайся не растерять образ. И да, думаю... он по натуре игрок. И азартнейший. А уж показать свое превосходство над другими... нет, он не упустит столь удобного случая. Заодно постарается узнать, что известно нам.
– А клятва?
– Есть разные способы ошкурить кота, - Корн криво усмехнулся.
– Ты уж постарайся... ради девочек.
...Кирис старался.
Был суд.
Какой-то грязный, скандальный, полный кликуш и темноты. Он остался в памяти Кириса чередой разрозненных картин. Рыдающие женщины. Злые мужчины. Свидетели, которых он видел впервые, а они утверждали, будто бы Кирис был частым гостем.
Он и никто другой снял дом.
Хозяйка его опознала. Благообразная старушка в строгом платье, сшитом по моде прошлого века. Разве можно не поверить такой? Нет, в любом другом случае адвокат напомнил бы судье, что старушка подслеповата, пусть и не желает сознаваться в том. Она не способна отличить одно лицо от другого, а что до голоса... разве голоса достаточно для опознания?
Молочник.
И разносчик газет, клявшийся, будто бы именно Кирис выходил из дому на рассвете третьего арсеня... правда, в этот день случился густой туман, а Кирис и вовсе находился на другом конце города, что могли подтвердить трое человек.
Подтверждение было не нужно.
Его адвокат, сонный и ленивый, казался на редкость бездарным. Он говорил медленно и тихо, будто бы извиняясь за то, что вынужден мешать процессу какими-то там сомнительного свойства фактами, разбивающими стеклянные стены обвинений.
Газеты требовали справедливости.
Народ - крови.
И потому оправдательный приговор, вполне заслуженный, был воспринят по меньшей мере с недоумением. Ведь не бывает так, чтобы убийца...
...не бывает.
...чтобы жил и неплохо себя чувствовал.
Глава 49
Глава 49
– Он нашел меня в баре. Предложил место... сказал, что я ему должен, - Кирис потер левый глаз, который невыносимо зудел.
– Я послал его в бездну, но он лишь рассмеялся. Сказал, что повторит предложение, когда я готов буду его выслушать. Тем же вечером меня избили...