Портрет моего мужа
Шрифт:
— Справедливости, — этот голос тоже был громким и тоже причинял боль. От него рот наполнялся слюной, и Кирис не способен был сглотнуть всю ее. Приходилось давиться, и все же слюна вытекала, мешалась с кровью.
— Что такое есть справедливость? — философски заметил Мар. — Всего-навсего субъективный взгляд на объективную реальность…
— Пусть так.
Пол скрипнул под ногами Юргиса.
— Его ты тоже убьешь?
— Еще не знаю.
— Убьешь, — Мар сделал собственные выводы. — Ты хочешь справедливости, но платить
— До тебя мне далеко.
— И это правда.
Смешок был неуместен.
Боль нарастала волной, готовая погрести Кириса.
Море ведь и его звало. Оно подбрасывало приманку, расстилало дорожки лунного серебра, которые казались достаточно прочными, чтобы выдержать вес тела. Оно приносило те же раковины и даже позолоченный кубок с трещиной. Кирис его продал местному старьевщику, а на вырученные кроны купил пару булок.
Тогда море подарило ему сытый вечер.
— Так ты уже решил, как будешь меня убивать?
— А тебе только это интересно?
У Кириса получилось удержаться. Возможно, самому, а может, море, приняв откупным даром случайную подругу его, успокоилось.
И просто повезло.
И сейчас повезет. Он пошевелил пальцами левой руки. Правая, вывернутая, затекла настолько, что почти не ощущалась.
— А что именно мне должно быть еще интересно?
Наверное, стоило послушать море, позволить ему одарить Кириса забвением, поскольку в волосы вцепилась чья-то рука и потянула, заставляя выгибаться.
— Надо же, — произнес Юргис с удивлением, — а ты живучий… мне показалось, он хорошо бил.
— Хорошо, — говорить было тяжело, море, повинуясь силе тяжести, перетекло из головы в грудь, заполнив легкие жижей. И та клекотала, клокотала, рвалась наружу кровавым кашлем.
— Что ж… какая теперь разница? — Кириса толкнули к стене, в которую он, не удержавшись на ногах, врезался и поморщился.
Боль не ушла.
Боль разлилась по телу, почему-то сосредоточившись где-то в пояснице, будто штырь воткнули. А Юргис, пнув по ноге, велел:
— Сиди. И руки давай…
Петля захлестнула оба запястья. Кирис на пробу потянул, но бесполезно, веревка наверняка не простая.
— Зачарованная, — согласился Юргис, вытирая руки. — Это хорошо… очень хорошо… что вы оба… теперь оба… вас найдут… наверное… мы поднимем корабль, а потом… случится катастрофа. Они ведь случаются, когда кто-то пренебрегает правилами техники безопасности. Верно?
Он засмеялся тихим смехом безумца.
— А ты…
— Останусь утешать безутешную вдову… хотя, конечно, вряд ли получится… она ведь так тебя любила… и никого не удивит, если вдруг вдова решит отправиться за мужем. Это так мило. Романтично.
Кровь не останавливалась. Она текла по губам, по подбородку и падала на стянутые руки, которых Кирис теперь вообще
— Думаешь, получится?
А вот Мар выглядел не в пример лучше. Он сидел в кресле, закинув ногу на ногу и ногой покачивая. Руки его, стянутые уже знакомой Кирису веревкой, лежали на коленях. И вид Мар имел вполне себе обыкновенный, будто бы и вправду не происходило ничего необычного.
— Получится, — с убеждением произнес Юргис. — Не может не получиться. Если боги есть… вы должны ответить… за все должны ответить.
— За кого именно? — уточнил Мар, подняв руки. Он коснулся носа и поморщился, потом неловко потер шею и повторил вопрос: — Ты же не за всеобщую справедливость, верно? У тебя личное, глубоко личное… настолько, что ты даже не способен взять и тихо от меня избавиться.
Он слегка наклонил голову.
— Тебе не терпится рассказать, верно? Но ты слишком горд…
Юргис дернулся было.
— Ты не единожды представлял себе, как оно будет. Да, пожалуй, ты раз за разом рисовал в своем больном мозгу картины моей казни. И всякий раз я умолял тебя о пощаде, верно? Но ты, гордый и справедливый, не снисходил до мольб какого-то засранца…
— Заткнись, — процедил Юргис сквозь зубы.
И отложил револьвер.
Хороший такой револьвер, с коротким рылом, с барабаном, который тускло поблескивал, дразня Кириса недоступной близостью своей, с аккуратной рукоятью. Не слишком маленькая, не слишком большая, лишенная всяких украшений, но тем и лучше.
Такая сама в руку просится.
— Почему? Разве приговоренному не дадут последнего слова? — Мар приподнял бровь. — Итак, не стрелять… оно и понятно. Если вдруг каким-то чудом останки корабля отыщут… скажем, поднимут со дна морского или, что вероятнее, снимут с деревьев, поскольку до моря мы точно не долетим, тебе будет сложно объяснить, откуда взялись пули в моей голове…
— А он, — Юргис кивнул на Кириса. — Пристрелил… скажем, собрался бежать с твоими деньгами, ты его догнал… выясняли отношения. Дошли до перестрелки. Или вот… ты понял, кто он, попытался убить… ты ведь и вправду попытался его убить. Не вышло.
Надо сосредоточиться.
И для начала отрешиться от знакомого шепотка, который уговаривал не сопротивляться. Люди боятся смерти? Но это зря. Нет ничего страшного. Смерть — лишь миг, за которым Кириса ждет свобода. Он ведь именно свободы жаждал, верно?
Всегда.
Сперва тихо мечтал избавиться от родителей с их навязчивой опекой, которая казалась чрезмерной. Дети непосредственны в своих желаниях, а потом, когда те исполняются, совершенно искренне не понимают, как же так получилось…
— Или вот… он пытался остановить твой побег. Где-то здесь найдут чертежи, письма, которые ты писал имперцам… что? Не все, что горит, в самом деле сгорает.
Письма?
Мар поморщился.
— Вот зачем о… неприятном.
— Ты… имперцы…