Портрет моего мужа
Шрифт:
Разве можно на такую обижаться?
Да и…
Он сам посмотрит.
И решит.
В конце концов, никто пока не требует закон нарушать. На это Кирис не пойдет даже ради начальства.
И вовсе он не дурак.
И даже не наивный.
ГЛАВА 7
Два года.
Я почти поверила, что в жизни моей, каковой бы она ни была, наступила стабильность.
Я привыкла и к платьям из местного тяжелого сукна, которое расшивали защитными
И работе.
К коротким волосам, поскольку выяснилось, что длинные накапливают на удивление много остаточной энергии, а уж та способна испортить любую заготовку.
В прежней моей жизни я не работала со сверхтонкими потоками, благо финансирование позволяло не экономить на проводниках. А здесь…
Волосы впервые я обрезала на Сайман, и сала Терес счел их годной жертвой. Мы вместе стояли над костром, который разложили на древнем алтаре, и я смотрела, как пламя окрашивается зеленью, предрекая мне счастье в личной жизни.
Местным это пришлось по душе.
С ними я тоже свыклась, что с грубыми на вид рыбаками, из которых лишнего слова не вытащишь, полагаю, отчасти потому, что живы были в их памяти времена, когда выходили они не только на рыбью охоту; что с женщинами их. Те тоже не отличались разговорчивостью. Они, казалось, появлялись на свет с темною кожей и выгоревшими, почти белыми волосами. В столице, верно, это сочли бы уродливым, но здесь…
Здесь все было немного иначе.
А потом вновь появился Мар.
Едва завидев незнакомый цеппелин — тонкий, с виду хрупкий, будто из стекла отлитый, — я поняла, что прибыл он по мою душу. И отложила заготовку.
Сняла фартук.
Вытерла ветошью руки. Анатор гасить не стала, не хватало еще ради Мара испортить заготовку, на которую ушло почти семь унций алюминия.
Я провела ладонью по коротким — здесь такие и мужчины не носят — волосам и даже заглянула в зеркало, убеждаясь, что остров коснулся меня. Кожа потемнела, то ли от загара, то ли от веснушек, губы потрескались, а брови стали ярко-рыжими.
Ветер… ветра здесь дуют круглый год.
Я поднялась на башню и смотрела, как кружит чужак, пытаясь найти точку опоры. Для местных ветров он был слишком легким, а лоцман, не знакомый с течениями, не справлялся, и цеппелин то и дело относило в сторону сизо-лиловых скал. Они были недостаточно высоки, чтобы дотянуться до гондолы, но выглядели довольно угрожающими.
Я помню.
— Ишь, — сала Терес дернул себя за бороду. — Выплясывает, чтоб ему…
Он хотел добавить пару слов покрепче, но лишь покосился на меня с упреком, будто бы я виновата, что воспитание мешает ему выругаться.
Может,
Я не знаю.
Но вот пилоту удалось выровнять махину.
Якорные цепи упали на крышу. А я подумала, что было бы неплохо, если бы они не зацепились…
Мар спустился один.
Светлый редингот, наброшенный на костюм оттенка экрю. Темно-лососевая рубашка с тонким галстуком, в котором поблескивала алым глазом булавка. Ботинки сияют. Поскрипывают благоразумно надетые галоши. Но все равно вид у моего супруга на редкость… нелепый?
Пожалуй.
Он же, окинув меня взглядом, сказал:
— Отвратительно.
— Я тоже не слишком рада тебя видеть.
— Куда он тебя запихнул? В эту дыру… — он обвел рукой островок, который с вершины башни казался совсем уж крохотным. И да, вид не слишком впечатлял.
Скалы.
И снова скалы.
Зелень мха, которая прикрывала старые крыши. Пара пристаней и лодки, что сохли на берегу. Здесь пахло морем и еще камнем, и сыростью, и плесенью тоже, но… я, оказывается, и к запахам привыкла. Во всяком случае, они меня не раздражали, не то что тонкий изысканный аромат туалетной воды Мара.
— Где мы можем поговорить? — Мар поежился.
Да, ветра здесь… были ветра… вон цеппелин опять сносит, на сей раз к югу, который глядится обманчиво безопасным, хотя каждый ребенок на Ольсе знает, что именно там, где-то в туманах, не исчезающих даже летом, прячутся Льдистые пики. А уж они рассадили брюхо не одному цеппелину.
Ветра продували редингот.
И костюм, пусть и сделан он был из тонкой шерсти. И рубашку тоже. Мар слегка покраснел. Светлокожий, он краснел легко и этим раздражался. Вот и сейчас губы поджал.
— Здесь, — сказала я.
А сала Терес отошел к краю площадки. Забравшись на старый зубец башни, он сел, свесив ноги в бездну. Я знаю, защитное поле не позволит ему свалиться, но… все равно смотреть на это было жутковато.
Мар вон поежился.
— Наедине, — уточнил он.
— Мы в достаточной степени наедине.
— Боишься?
— Нет, — как ни странно, я и вправду не боялась. Я знала, что остров защитит меня, да и сала Терес не так уж прост, если до сих пор сохранил хотя бы эту видимость свободы. — Это тебе впору опасаться… неуравновешенной женщины.
Мар не стал отпираться, лишь руками развел: мол, на войне все средства хороши.
И я склонила голову, выражая согласие: именно, на войне.
И да, хороши.
А Ольс — это даже не средство. Это почти дом.
— Тебе здесь не надоело?
— Нет.
— И вернуться ты не хочешь? — недоверчиво уточнил Мар.
— Не хочу, — я закуталась в тончайшую с виду шаль. А вот несмотря на кажущуюся хрупкость, от ветра и холода она защищала великолепно.
Шерсть — тоже волосы.