Портрет моего отца
Шрифт:
Коля с трудом проглотил комок в горле. Взглянул на часы и сказал непослушным, хрипловатым голосом:
— Мне надо идти, к сожалению.
— Куда? — удивился Мартынюк. — У тебя же увольнительная на сутки.
— Ну надо, ну, — сказал Коля.
— Я тоже, пожалуй, пойду. — Леша поднялся.
Девушки молчали. Только «лапочка» надула губки:
— Ну вот, только начали веселиться.
— А мы останемся, — сказал Мартынюк. — И повеселимся.
— Конечно, — сказала с вызовом «лапочка».
— До свидания.
—
Они вышли из медпункта и до переправы шли молча. У моста Коля спустился к реке, зачерпнул ладонями воду и жадно напился.
— Во рту пересохло. Черт.
Леша сказал:
— Может, вернешься?
— А может, ты пойдешь куда-нибудь со своими советами?
— Ладно, не заводись. Все равно твой подвиг никто не оценит.
— Не твоего ума дело.
Они шагали по гулкому железу понтонного моста. Коля спросил:
— О чем ты хотел поговорить?
— Ты письма давно получал из дома?
— В общем — давно.
— А от Машки?
— Тоже. А что?
— Я письмо получил от матери. Пишет, Машка в город уехала.
— Ну и что?
— А ты знал об этом?
— Нет. Ну, может, учиться уехала или…
— Вот именно — или.
Некоторое время шли молча. Поднялись на высокий берег. Лес тут был сухой. Уже стемнело. Ветки потрескивали под сапогами.
— А что еще пишут? — спросил Коля.
— Ничего. Бабка твоя болеет.
— Знаю.
У развилки тропинок остановились. Леша чиркнул спичкой, осветил прибитый к дереву указатель: «Хозяйство Полозова».
— Тебе туда, — сказал Леша. — Итак, сто пятьдесят…
— Чего?
— Дней осталось. Ну, ничего, бывай.
— Счастливо, Леша.
Они разошлись.
Уже были слышны голоса, стук движка и видны огоньки за деревьями, когда кто-то неожиданно осветил фонариком лицо Бурлакова.
— Бурлаков! Где тебя. носит? Там к тебе в гости мамаша приехала.
Его проводили к штабной палатке. Еще на подходе он увидел солдат у палатки и чуть позже услышал песню. Женский голос негромко, но душевно пел под гитару. Коля остановился, но сопровождавший слегка подтолкнул его:
— Иди, иди, тебя же там ждут.
На него зашикали:
— Тихо ты!
— Дай послушать!
— Гарно спивае…
Коля вошел в палатку.
Офицер, стоявший у входа, посмотрел на него, слегка посторонился. За столом, сколоченным из свежих досок, спиной ко входу сидела мама и пела, аккомпанируя себе на гитаре. Песня была грустная, но не от песни, а просто он увидел ее плечи, тонкую шею с завитками русых волос, склоненную набок голову, и тугой комок подкатил к горлу, на глаза навернулись слезы. Коля прикусил губу.
За столом напротив матери сидели подполковник, начальник штаба и Колин командир взвода. На столе стояла бутылка хорошего коньяка, в тарелке лежали апельсины, яблоки, печенье и конфеты.
Подполковник
Мама кончила песню и затихла.
— Так… — подполковник вздохнул.
— Расстроила я вас? — спросила мама. — Настроение такое, невеселое. Простите…
— Да что вы! Вы посте… замечательно.
— Я в другой раз спою вам что-нибудь повеселее. — Мама ударила по струнам. — Эх, раз! Еще раз! Еще много-много раз! — И, не переставая играть, перекинула гитару за спину. — Вот так! — Она обернулась, мельком скользнула взглядом по стоящим у входа и не узнала Колю. Но тут же обернулась снова.
— О, господи… Коленька!
Он шагнул ей навстречу. Мама кинулась к нему, опрокинув табуретку, обхватила руками за шею и стала целовать, целовать в лоб, глаза, подбородок, щеки.
— Коля, милый! Сыночек мой, родненький мой. Не узнала тебя.
Потом, успокоившись немного, взяла его за руку и подвела к столу;
— Вот. Это мой сын.
Подполковник улыбнулся:
— Мы с ним знакомы. И скажу вам, Наталья Алексеевна, спасибо, что вырастили такого славного парня.
Мама снова целовала Колю.
— А ты, герой, — продолжал подполковник, — не очень-то воображай. Мы тут познакомились с твоей мамой, пока ты там где-то гулял. Мать у тебя, сержант, что надо. Ты ее должен ценить и любить знаешь как? Ну, по глазам вижу, что знаешь. — Он взял свою фуражку. — Пошли потихоньку, товарищи. А вы, Наталья Алексеевна, располагайтесь. Вот койка, постель на ней чистая. У сына вашего увольнительная до утра, так что наговоритесь вволю.
— А может, посидите? — сказала мама. — Еще коньяку немного, а?
— Нет, нет. Вы устали с дороги, да и у нас дела. Надеюсь, завтра еще увидимся. — Подполковник надел фуражку, козырнул и вышел следом за офицерами из палатки.
Коля с мамой остались вдвоем.
Мама посмотрела на него, опустилась па табурет и заплакала.
— Ну что ты, ма? Успокойся, все хорошо. Видишь, я жив и здоров.
— Вижу, — сказала мама, тяжело вздохнула. — Бабушка умерла.
— Что?!
— Я так и знала, что тебе не сообщили. И мне телеграмма пришла с опозданием. Приехала, а ее уже похоронили. Ох, Коленька! Никак простить себе не могу.
Она держала все это время его за руку. Коля осторожно освободился, отошел и лег ничком на кровать.
Мать сидела на табуретке. Потом подошла к кровати и села рядом с сыном. Он не шевельнулся.
— Коленька…
— Помолчи, пожалуйста, ма, — сказал он глухо в подушку. — Помолчи.
За палаткой затих движок. Лампочка под потолком мигнула и погасла. Они остались в темноте.
Коля повернулся на спину:
— Мама…
— Что, родной?
— Расскажи мне об отце.
Она долго молчала, потом сказала тихо: