Портрет с одной неизвестной
Шрифт:
Слушая сумбурную историю «берета», дамы уже понемногу стали догадываться о причине конфликта. Предупреждая Милкину любовь к правде, Лиза наступила ей на ногу и, прошептав как можно тише: «Молчи!», отвернулась к окну.
– Ты, Юр, знаешь, мн-э-э… работа очень сильная. И композиционно… очень необычно. Только вот… ты, старик, на мой взгляд, с этими рогами у рыцаря переборщил. Он же мог это как намек понять…
– С рогами? В каком смысле намек?
– В смысле рогов.
– Как? Ах… в этом смысле? Да я ничего такого и в мыслях не держал! – проговорил совершенно обескураженный Юрий.
– А консул-то, видимо, держал.
– Ах
– Водка есть. Могу налить, только пить с тобой, прости, не буду – мы сейчас уезжаем, – скороговоркой произнес Павел, отстаивая свое право на дачный пленэр.
– Эх, что с вами разговаривать! Стою тут, унижаюсь… да пошли вы все…
– Старик, ты напрасно, я же тебя сразу предупредил…
Но Юрий уже ничего не слушал и торопливо заматывал работу бечевкой.
– Э-э-эх! Все вы… – но что они все, он выкрикнул уже в коридоре, и голос его затих за дверью.
– Да уж, муки творчества, ничего себе Юрий, – протянула Лиза.
– Художники – народ обидчивый. Не обращайте внимания. Через пару дней объявится.
– Ну, так мы едем или нет? – спросила Милка.
– А посмотреть на Екатерину Павловну?
– Ах да, конечно, – Павел юркнул за стоявшую в углу комнаты ширму. – Она, правда, пока досыхает и без рамы… заказчик сам потом работу оформляет. – Он поставил перед ними сначала мольберт, а уж потом вынес и аккуратно установил на нем небольшой по размеру портрет. Несмотря на свежий запах лака, исходящий от работы, несмотря на отсутствие золоченой рамы, она производила абсолютно музейное, какое-то антикварное впечатление. Хорошенькое, немного грустное личико Екатерины Павловны, обрамленное желтым капором со страусовым пером, было выписано с невероятной тщательностью, черты, складки платья, пейзаж скрупулезно проработаны. Весь холст покрывала легкая сетка разновеликих трещинок. Великая княгиня смотрела на них спокойным, слегка уставшим от позирования и абсолютно живым взглядом.
– «Научитесь писать, как старые мастера, а уж потом творите, как вам нравится» – так, кажется? Ну или что-то в этом роде говорил Дали? Вы, Павел, талант, – наконец произнесла Лиза, увиденное ее поразило.
– Ваша похвала мне приятна вдвойне, – просиял он.
– Просто чудо, а я вчера на копиистов бочку катила…
– Скажите, а вот трещины эти кругом, как вы их делаете? В печке запекаете? И сколько же стоит такая копия? – спросила Мила, которая никогда не забывала о коммерческой стороне дела.
– Кракелюры, иными словами трещины, появляются после специального лака. Современная химия. Никакой печки теперь не нужно. А стоимость зависит от размера оригинала, так как копия его в точности повторяет. Этот портрет небольшой и стоит три тысячи евро. Двойные портреты дороже. Многофигурные композиции, жанровая живопись еще больше. Если вы заметили «Свежего кавалера» – я тогда пробовал, только начинал, – работа небольшая, меньше полуметра в высоту, но деталей очень много – за него мне весьма приличные деньги предлагали… ну да это неинтересно.
– А мне интересно. Скажите все-таки, сколько.
– Пять тысяч.
– Надо же. Я вообще об этой профессии раньше не знала, а выясняется, такое прибыльное дело.
– По разному бывает… – уклончиво ответил Павел.
В это время у Милки в телефоне забренькал Джордже Марьянович. Это звонил Любиш. Надо было собираться.
16. На
Подмосковье, август 20… г., бумага/акварель
Субботняя Москва оказалась на редкость пустой. Они быстро добрались до проспекта Мира, где договорились встретиться с Любишем и «Николаем II», в миру оказавшимся Вадимом Некрасовым. Последний явился настоящим франтом, в бежевом льняном ансамбле, соломенной шляпе и с цветами для дам. Тронулись в путь на двух машинах. Пыльная, душная, в постоянном ремонте Ярославка сменилась пыльным и душным наукоградом Королёв.
Сделав короткую остановку для закупки всякой всячины, они наконец оставили громадье многоэтажек позади и свернули в зеленую зону. Вдоль дороги замелькали первые дачки и бабушки с цветами и яблоками.
Строительный ураган, пронесшийся по Подмосковью, не миновал и Валентиновку. Если бы кто-то взялся оценивать строительную стихию, допустим, по восьмибалльной шкале, то здесь, в Валентиновке, ее сила пока не превышала трех-четырех баллов. То тут, то там, конечно, встречались монументальные бетонные заборы, 4-этажные дома-мутанты с башенками, куполами, эркерами и колоннами. Но все же общую картину составляли старые подмосковные деревянные дачи.
Лизин участок примыкал к лесу, хотя в настоящем смысле лесом его назвать было нельзя, скорее так, лесочек. После столичной духоты здесь как-то особенно свежо дышалось. Приунывшие в дороге гости тотчас повеселели. Дом от калитки был почти не виден, состарившийся, но гордый, он затерялся среди сосен и яблонь.
На дорожке, ведущей в глубь участка, появилась улыбающаяся белая с черным кошка – вышла встречать. У крыльца, склоняя ветви на перила, росли старые разросшиеся кусты сирени и гортензии. Следуя за Лизой, гости миновали просторную светлую террасу и оказались на кухне. Там хозяйничала корпулентная небольшого роста женщина лет пятидесяти. Юбка, блузка и надетый поверх фартук отчаянно не согласующихся расцветок были дополнены мятой панамой майонезного цвета и белыми носочками. Всецело поглощенная чисткой кастрюли, она почему-то то и дело окунала щетку в банку с надписью «Гербалайф». Завидев гостей, женщина оторвалась от работы и застыла со щеткой в руках.
– Ой!
– Проходите, располагайтесь… и знакомьтесь, это наша Серафима, – представила ее Лиза. Подойдя к ней, чмокнула в щеку и уже тише добавила: – Сима, это же средство для похудения, – и, нагнувшись, достала из-под мойки бутыль чего-то, видимо, более эффективного.
– Вот. А я и не пойму, чего не оттирается! Здравствуйте! Лиз, что же ты не предупредила, что с гостями?
– Сима, ну как не предупредила, я же тебе утром звонила.
– Ой, Лизавета, я забыла. Что-то у меня сегодня голова идет кругом. С яблоками измучилась, а тут еще уборку затеяла.
На плите дымился большой медный таз с вареньем, на полу валялся веник.
– Это ты во-о-о-время, Серафима. Ну, ничего, уборка так уборка… жили они бедно, но чисто.
– Да мы и не помешаем, – обойдя дам, вышел вперед бодрый «Николай II», в смысле Вадим, тут же прошествовал с сумками к столу и начал деловито выгружать содержимое. По дороге из Москвы он отрекомендовался как гурман и гастроном и приготовление шашлыка взял на себя:
– А где тут у вас шампуры? Лизонька, еще мне нужна большая кастрюля и хороший острый нож. Любиш, у тебя, друг мой, пакет со специями? Эх, жаль, баранинки не было!