Портрет с одной неизвестной
Шрифт:
– Да он бы только посмотрел! Но дело твое – поступай как знаешь, – обиженно протянула Милка. – А как у тебя с Павлом? Судя по всему, твое расположение он уже завоевал.
– Мил, я тебя люблю, но говорить об этом сутки напролет отказываюсь. Лучше садись в машину и приезжай. Я сегодня совсем одна. Ой, прости, я перезвоню, а то тут водитель… шибко нервничает.
Машина остановилась у самых ворот. Таксист действительно попался нервный, и у него, конечно, не было сдачи. Лиза попросила подождать минуту и открыла калитку. Водитель вылез из машины,
На террасе повсюду валялись яблоки. Аккуратно маневрируя между плодами, навстречу хозяйке вышла Марта.
– Ну, как дела, моя милая? Что вы тут все раскидали? А? – Лиза взяла кошку на руки. Марта, понятное дело, заурчала. – Ай-ай-ай, что же вы так… я собирала-собирала… Ну что, покормил тебя Ленька?
Она прошла на кухню, достала из буфета деньги и уже собралась вынести их водителю, как вдруг нога ее наткнулась на что-то мягкое.
На полу в луже крови она увидела абсолютно мертвого Леньку. Он лежал ничком, с нелепо раскинутыми руками, край кипельно-белой футболки пропитался кровью.
Внутри у Лизы как будто что-то щелкнуло, а в голове заработал мерзкий медленно тикающий метроном. Она уронила Марту – так, потом сумку – так-так, потом деньги.
И, подчиняясь заданному ритму, подошла к так-так-калитке.
– Быстрее, – подгоняла она себя, но метроном диктовал свое и тормозил шаг. Она почти ничего не слышала из того, что сказала таксисту, что тот ответил, и только послушно двинулась за ним в дом.
Он звонил куда-то по телефону, о чем-то ее спрашивал, а она путалась, тактакала и трижды сбивалась, называя свой адрес.
Когда приехала милиция, метроном стучал уже тише. В комнатах замелькала милицейская форма и белые халаты. Кто-то в штатском и с папкой, устроившись за столом на террасе, стал задавать вопросы сначала таксисту, а потом Лизе. Кто она такая? Где была? Почему уехала? Кем ей приходится пострадавший? Все ли вещи на месте?
Она изо всех сил старалась сосредоточиться, отвечать четко, ясно, но по щекам струились ручьи слез, нос распух, и приходилось все время сморкаться. На время ее оставили в покое. Потом кто-то в белом халате дал ей стакан воды и таблетку, а кто-то в форме позвал их в глубь дома. Заскользив на рассыпанных яблоках, процессия двинулась в Серафимину спальню.
«Какая же тут грязь», – некстати подумала Лиза, заглянув в комнату. На полу валялись какие-то мятые тряпки, опрокинутый стул и куски позолоченной рамы.
Над комодом на стене, в четко обозначившемся светлом прямоугольнике обоев, торчал гигантский ржавый гвоздь. Картина исчезла.
– Ах, вот почему все это, – протянула Лиза и внезапно почувствовала невероятную усталость.
– У вас что-то пропало, – скорее утвердительно прозвучал вопрос милиционера.
– Да.
– А вот здесь, пожалуйста, поподробней. На стене что-то висело?
– Да. Тетка. То есть картина…
– Какая картина?
– Картина Брюллова. И все это случилось из-за нее.
– Вы шутите? Какой такой Брюллов, Елизавета Дмитриевна?
– Тот самый, – вяло отозвалась Лиза, – который «Гибель Помпеи»…
– Та-а-а-к, – недовольно выдохнул мужчина
– Да, висела. Просто сначала мы не знали, что это Брюллов, а когда узнали… ой, как же все это долго объяснять, – пробормотала Лиза.
– Что-что, а время-то у нас с вами есть. То есть вы, Елизавета Дмитриевна, говорите, что только недавно узна…
– Это ваш телефон? – В комнату вошел молоденький милиционер и протянул ей захлебывающийся звонком мобильный.
– Можно? – Лиза посмотрела на штатского.
– Конечно, можно, что вы меня спрашиваете, – буркнул тот, отойдя в сторону.
Звонил Павел. Лизке снова захотелось зареветь.
– Тут такое дело, Паш, приезжай, пожалуйста, если можешь, – замычала она в трубку. Мысли путались, объяснение получилось очень сбивчивым.
– Боже милосердный! Лизонька, с тобой все в порядке? Ты где? На даче? Я сейчас приеду. Держись. Я быстро. Я очень быстро.
Понять, что произошло, не составило труда, Павел как будто ждал чего-то подобного. Меньше чем через час он уже входил на террасу Лизиной дачи, где с безучастным видом и опухшим лицом на табуретке сидела сама хозяйка. Ей даже вопросы перестали задавать.
– Что с тобой, Лизонька, милая? – бросился к ней Павел.
– Ничего страшного. Успокоительное ей дали. А вы кем ей приходитесь? – тут же оживился тип в штатском и указал рукой на соседний стул.
На вопросы Павел отвечал не в пример лучше Лизы. И как-то сразу подкупил следователя своей обстоятельностью. Да, он – друг хозяйки дома, художник-копиист, всю первую половину дня провел на людях, они могут подтвердить, сначала он был у себя в мастерской с заказчиком, потом на автосервисе и на заправке на Олимпийском.
Без суеты и лишних деталей Павел подробно рассказал все, что знал, начиная со злосчастного уик-энда, когда впервые было произнесено имя Брюллова. По его мнению, главной причиной случившегося стала всеобщая любовь трепаться. Все семеро, присутствующие тогда на даче, – себя из списка он тоже не исключал, хотя и с оговорками, – по возвращении в Москву принялись обзванивать друзей и знакомых и обсуждать на все лады чудесное открытие. Куда там! Сенсация! Невероятное стечение обстоятельств, да еще цифры астрономические в головах завертелись… с себя он вины тоже не снимал – такую новость под шашлыки с шампанским не сообщают, надо уметь выбрать время… И вот вам, пожалуйста, для кого-то эта новость прозвучала не просто как сенсация, а явилась прямым руководством к действию.
Павел заверил следователя, что поделился новостью только со своим учителем, профессором Липатовым, которого, кстати, сюда привозил с разрешения хозяйки.
С его точки зрения, найти дачу и последить пару дней за Лизой и домработницей проще простого. Срочно вызвать хозяйку в Москву, ссылаясь на потоп у соседей, – тоже несложно. Дом старый, замки хилые, единственное чего, а вернее, кого воры не учли – это бедолагу Леонида, некстати крутившегося в доме. На все про все у них ушла неделя, может, и того меньше.