Портрет тирана

Антонов-Овсеенко Антон

Работники аппарата ЦК, выпестованного Сталиным, имели точное представление о раскладке сил. Аппарат делал видимость поддержки Хрущева, а сам смотрел назад, в светлое прошлое.

В деле расстрелянного Органами соратника Ленина Г.Л. Шкловского хранилась копия письма основателя государства. (Текст письма приведен в первой части книги.) Ленин жалуется на непреодолимое сопротивление аппарата ЦК и приходит к выводу, что придется «идти сначала»…

Письмо принесли Хрущеву. Он внимательно прочитал его и попросил сотрудника еще раз прочитать ему вслух.

— Вот видите,

Никита Сергеевич, — заметил сотрудник, — уже в двадцать первом году аппарат зажимал Ленина…

— Да, с такой силой очень трудно бороться… — ответил Хрущев.

Но аппарат ЦК отнюдь не был самодовлеющей силой, он опирался на массу реакционного чиновничества — партийного, военного, государственного. При малейшем дуновении ветра демократии чиновники застегивали мундир на все пуговицы. Гласность, свобода слова, — эти буржуазные штучки не для нашего народа, руководяще полагал чиновник. Начнут с критики покойного Вождя, а кончат — страшно подумать! — критикой системы.

Старый коммунист Е. Ширвиндт, автор книги о советском исправительно-трудовом праве, с возмущением рассказывал о споре с М.Я. Гинзбургом, ярым приверженцем Сталина, старшим научным сотрудником Высшей школы МВД.

Высказывания полковника Гинзбурга заслуживают цитирования.

«Доклад Н.С. Хрущева на закрытом заседании XX съезда КПСС бездоказателен, никаких серьезных фактов в нем нет, никакого культа личности сам Сталин себе не создавал. Даже Анри Барбюс написал, что „Сталин — Ленин сегодня“. А ведь он великий писатель, и никто его не заставлял так говорить…»

«Люди шли на смерть за Родину, за Сталина. А разные конъюнктурщики, которых поспешно реабилитировали, хотят сделать карьеру на охаивании Сталина».

«Если Сталин был так плох, почему Молотов, старейший член партии, соратник Ленина, плакал на похоронах Сталина?»

«Зачем выхватывать отдельные цитаты из произведений Сталина, коша всем известно, что Сталин — величайший теоретик, что без него нельзя написать и изучить историю партии?»

«Членов Политбюро (Косиора, Чубаря и других) арестовывал не Сталин, а все члены Политбюро. Они вместе решали и признавали необходимыми аресты. А эти, раз они признавались, значит, виноваты.»

«…Двести лет назад верхние сваны задумали уничтожить князя Дедешкелиани, властителя Нижней Сванетии. Ненависть сванов вызвали постоянные набеги князя на горные селения. Они объявили о намерении начать мирные переговоры и пригласили Дедешкелиани на пир. Князя усадили в кресло у окна, а снаружи привязали к дереву ружье, нацеленное ему в спину. Но убить гостя — это издревле считалось непростительным грехом. Изобретательные горцы привязали к курку длинную веревку, за нее взялись все юноши и мужчины Верхней Сванетии, способные носить оружие. Все сообща и взяли на себя тяжкий грех убийства».

* * *

Но запас изречений сталиниста Гинзбурга далеко не исчерпан:

«Следствие нельзя вести в белых перчатках»…

«Привлекать сейчас к ответственности работников Органов за избиения прошлых лет — это безобразие. Раз работникам МГБ и МВД приказывали избивать, они

должны были выполнять приказ».

Перечитываешь подобное и думаешь: как это обывателю, при всей его тупости и активной ненависти к человеку, удается в любой критической ситуации выбрать удобную политическую позицию?

Высказывания Гинзбурга, этого «теоретика» карательной политики, типичны для полковников сталинской выучки. Подобно рыбам-лоцманам, они заметались в растерянности: акула, которой они столько лет ассистировали, пропала.

Кто заменит сдохшую китовую акулу? Полковники внюхиваются, принюхиваются, вслушиваются, прислушиваются, прислуживаются…

Угадать, угодить, уцелеть!

…Недолго, совсем недолго жили полковники под знаком «Трех У».

— Ур-р-р-а! Все осталось по-старому: доходные должности и осетрина, прекрасные квартиры, виллы и юные наложницы, выгодные заграничные вояжи и литерные кресла в театрах…

Гинзбург ранее служил в Органах кары и сыска. Ширвинд — жертва террора, проведший в тюрьмах и лагерях 18 лет. После реабилитации он возглавил научный отдел ГУЛага.

Так может быть произошел некий локальный конфликт между бывшим арестантом и бывшими тюремщиками?

Нет, конечно. Взгляды Ширвинда разделяли миллионы. Миллионы других остались на позиции Гинзбурга. Статистика здесь бессильна, она не учла и миллионы инертных, необозримое болото. Опросы общественного мнения в «стране подлинной демократии» не практиковались. Да и существовало ли оно, подлинное общественное мнение, в эпоху социальных суррогатов?

Узнав о сталинских преступлениях, народ как будто бы проснулся. Началось — впервые после революции — брожение умов, особо заметное в крупных городах, в среде интеллигенции. Реакция на сталинщину стала политической баррикадой, разделившей людей.

…После гибели Степана Шаумяна осталось три сына — Сурен, Лев и Сергей. Старший, Сурен, умер в 1933 году от белокровия. Лев Шаумян, историк, написал в БСЭ правдивую статью о Сталине. Он детально изучил прошлое Кобы и не сомневался в том, что Сталин — провокатор и могильщик революции. Младший брат, Сергей, в детстве находился под опекой Сталина. Устроился в Академии общественных наук, где стяжал славу махрового реакционера. Сергей возненавидел старшего брата, называл его «троцкистом» и вместе с такими же, как сам, сталинистами, писал доносы на Льва.

Такова антилогика партийного «разоблачения» Сталина, антилогика так называемой борьбы с так называемым «культом личности».

…Как не вспомнить рассказ Лескова «Человек на часах», диалог Свиньина с владыкой. «Неполная истина не есть ложь»…

Вот так и ехали на «неполной истине», на осьмушке истины, на крошках. А потом и крошки смели с обеденного стола. И удалили тех, кто отрицательно действовал на аппетит.

В противоборстве двух течений лишь партийный ареопаг выступил монолитной силой. Впрочем, один член Политбюро, Микоян, поддерживал все начинания Хрущева, но деятельность его носила на себе печать кощунства. Ему ли, лакействующему Анастасу, участнику кровавых расправ, защищать уцелевших каторжан?..